Дела у Мин-гэ шли блестяще.
Сяо Цю снова пошёл учиться. Он записался на вечерние курсы для взрослых. Когда пришли результаты, он смущённо признался: поступление в университет было его давней мечтой, но раньше жизнь не позволяла. Теперь появилась возможность, и он решил наверстать.
Хуан Мао тоже процветал. Бизнес шёл в гору, а семейная жизнь была сладкой и спокойной: жена, ребёнок, полное счастье.
— Остались только вы! — хмельно воскликнул Мин-гэ. — Когда уж сыграете свадьбу?
Он хлопнул себя по груди.
— А потом родите пухлого малыша, я сам помогу нянчить!
Он был пьян в стельку.
— Эй, ты мужик или нет? — гаркнул он на Цинь Сы. — Сколько времени прошло, а всё тихо!
Взгляд Цинь Сы стал ледяным. Он легко подхватил Мин-гэ, отнёс к дивану и бросил туда:
— Совсем спятил.
Сяо Цю только округлил глаза. Он понял, Мин-гэ действительно пьян до безумия.
Лу Нянь лишь развела руками.
На самом деле, усилий было даже слишком много… Их близость была частой, но из‑за её здоровья не всегда завершалась. Поэтому каждый раз он был особенно настойчивым.
Он всегда тщательно предохранялся. Беременность была невозможна. Лу Нянь уже не сомневалась в том, что Цинь Сы просто не любил детей.
Она и не думала о будущем. Они молоды, впереди целая жизнь.
Мин-гэ, брошенный на диван, захрапел. Они все вместе помогли уложить его спать.
В последнее время у всех было полно дел, и такие вечера случались редко.
Они не стали вызывать машину, а пошли пешком вдоль озера.
Ночь была ясной, луна — полной. Вода мерцала серебром, лёгкий холод поздней осени делал воздух особенно свежим.
— Что-то хочешь сказать? — спросила Лу Нянь, почувствовав, что с ним что-то не так.
Цинь Сы держал её за руку, согревая своим теплом, но вдруг остановился.
— Говори же! — она потянула его за руку.
Теперь она умела шутливо капризничать.
— Если не скажешь, сегодня спим порознь, — прошептала она, прижимаясь к его плечу. — Сегодня ведь пятница.
Он помолчал. Конечно, он помнил лучше, чем она. Каждую пятницу он сам приходил к ней молча, после душа.
Он уже знал, что ей нравится, когда он, краснея, молча ищет её ласки. И, как всегда, Цинь Сы сдался.
Он достал из кармана чёрного пальто маленькую коробочку и вложил ей в ладонь. Лу Нянь едва не выронила.
— Осторожнее, уронишь — в реку полетит, — пробормотала она.
У него лишь дрогнули ресницы, а губы плотно сжались.
В её руке лежала бархатная коробочка тёмно‑красного цвета. Она уже догадывалась, но, открыв, всё равно ахнула. Она думала, что его прежнее, небрежное «выйдешь за меня» и было тем самым предложением, и сама уже размышляла о дате свадьбы. Лу Нянь не ожидала, что он устроит это вот так, внезапно.
— Что это? — подняла она коробочку.
Он отвёл взгляд и тихо сказал:
— Для тебя.
— Для меня что?
Он нервничал, не зная, понравится ли ей, что аж уши покраснели:
— Ты… возьмёшь?
— Возьму, — улыбнулась она, — но так нельзя. Нужно сказать слова.
Он замер.
Сцена была до боли знакома: каждый раз, когда он молча просил её о близости, она требовала его сказать это вслух.
Она всё ещё смеялась, не подозревая, какие воспоминания пробудила.
Он резко обнял её, его губы жадно прижались к её губам до боли.
Она не успела опомниться, дыхание сбилось, луна осветила их лица. Мужчина был красивым до нереальности, его ресницы будто впитали лунный свет.
Снаружи он по‑прежнему казался холодным и сдержанным, как в юности, но Лу Нянь знала, что под этой оболочкой пылало чувство.
Она уже хотела пошутить, но вдруг ощутила кольцо на своём безымянном пальце.
— Цинь Сы! Я ведь ещё не согласилась! — воскликнула она, запыхавшись.
Он хрипло прошептал у её губ, почти беззвучно:
— Я люблю тебя. Никогда больше не уходи.
Навсегда.
Только она одна. С ней всю жизнь.
Он столько лет хранил эти слова в себе, не смея произнести. Теперь он сказал всё той, кого молча и мучительно любил с юности.
Когда‑то, под лунным светом, шли рядом юноша и девушка. Тогда он любил её тихо, без надежды, но без конца.
И теперь, под той же луной, он молил судьбу позволить ему быть её единственным.
Так всё и завершилось полнотой и покоем.
