Цзян Жэнь поднял глаза.
Мэн Тин с трудом поддерживала дедушку, собираясь помогать ему добраться домой и там разобраться с травмой.
А внутри у него клокотало что-то горячее и злое. С того самого момента, как он увидел её.
Вокруг собрались люди, которые шутливо подначивали:
— Ох, старик Цзэн, попадёшь сегодня под бабушкину метлу!
Цзян Жэнь ничего ей не сказал.
Он подошёл к дедушке и присел на корточки, приказав:
— Лезь на спину.
Дедушка, конечно, запомнил этого парня. Мальчишка был сильный, но и грубоватый. Он всё ещё ощущал, как тот при спасении едва не переломал ему старые кости. И всё же ради своей маленькой внучки дедушка сдался и сказал:
— Спасибо тебе, парень. Огромное спасибо.
Цзян Жэнь коротко кивнул:
— Угу.
Он сжал губы и на секунду скользнул взглядом по стоящей рядом Мэн Тин.
Она до сих пор не могла прийти в себя. Что Цзян Жэнь здесь делает?
Однако, вспомнив, что он спас её дедушку, девушка торопливо и неловко поблагодарила:
— Спасибо тебе… Извини за беспокойство.
Дом был далеко.
Одной ей тащить дедушку через всю деревню было бы тяжело.
Цзян Жэнь отвёл взгляд; в его глазах была холодная отчуждённость.
Дедушке он хоть что-то ответил, а ей — ни слова. Мэн Тин сразу поняла, что он обижен. Но за что? Что она сделала?
Она молча шла за ним, шагая по тропинке, усыпанной лепестками груши.
Цзян Жэнь нёс старика уверенно и легко. Белые лепестки опадали ему на волосы, но вместо того чтобы добавить романтичности, только усиливали его внутреннюю злость.
Он резко обернулся и бросил:
— Вперёд иди. Веди дорогу!
Мэн Тин не обратила внимания на его резкость. Она покорно обогнула его и пошла вперёд.
И тут он наконец смог разглядеть её, как следует.
На ней была светло-жёлтая блузка с изящными пуговицами, под ней — клетчатая юбка. На ногах были те самые чёрные тканевые туфельки, аккуратно расшитые узорами.
Ничего простоватого, наоборот, почти старомодная, утончённая красота в духе старого Китая.
А талия у неё была такая тонкая, что, казалось, стоит обхватить и можно переломить. Тёмные волосы свободно спадали на плечи и завивались вокруг шеи, а над головой расцветали ветви грушевого дерева. Юная, нежная и удивительно прекрасная.
А он…
Он выглядел, как мокрая, грязная собака: белая рубашка покрыта пятнами, джинсы насквозь промокли, туфли забиты тиной из стоячей воды. И от этой грязи ещё тянуло тяжёлым болотным запахом.
Он пах ничуть не лучше, чем спасённый им старик. Никакой внешней приличности. Точно так же. Даже когда она была рядом, казалось, между ними по-прежнему пропасть.
— Эй, — вдруг хрипло окликнул он.
Мэн Тин обернулась.
— Что такое?
Он, всё ещё неся старика на спине, коротко бросил:
— Подойди, убери с моей головы это.
Мэн Тин подняла глаза и действительно увидела, как весенний ветер занёс на него целую россыпь лепестков груши.
Зная о его дурном нраве, да ещё и о том, что перед ней стоял богатенький с характером, она не стала лишний раз задумываться.
Девушка подошла ближе и мягко сказала:
— Наклони голову.
От неё исходил тонкий, чистый аромат. Всё её существо было лёгким, аккуратным, с лёгкой улыбкой в глазах.
Цзян Жэнь, мрачно блеснув чёрными глазами, всё-таки опустил голову.
Однако прежде чем Мэн Тин успела что-то сделать, сверху вдруг прошлась чужая грубая ладонь.
Это дедушка, добродушно и с усмешкой, смахнул лепестки:
— Всё, парень, убрал! Если ещё нападёт, я опять помогу.
Мэн Тин замерла.
«Ай, пропали мы…» — только и успела подумать она.
И без того мрачный юноша теперь выглядел так, будто готов убивать.
Мэн Тин запаниковала.
Ещё бы — она до сих пор помнила, насколько Цзян Жэнь ненавидит, когда его трогают. А с его характером он мог в ярости сбросить дедушку вниз… да ещё и влупить вдогонку.
Не раздумывая, прежде чем он успел взорваться, Мэн Тин поднялась на носочки и быстро, аккуратно убрала только что опавший на его волосы лепесток.
Её ясные миндалевидные глаза блестели, голос был тихим и ласковым, словно она успокаивала маленькую Нюню:
— Всё, больше нет. Смотри.
На её раскрытой ладони покоился одинокий белый лепесток.
Она впервые заговорила с ним так по-настоящему нежно, так же, как говорила бы с любым другим человеком.
Цзян Жэнь уже собрался взорваться, уже закипел изнутри от гнева на то, что кто-то посмел тронуть его голову… Но в последний миг уставился на её тонкую ладошку, на белый лепесток в ней и, проглотив свою злость, хрипло ответил:
— Угу.
