Сознание медленно меркло, словно лампа, у которой гаснет фитиль.
И вдруг в самом конце она уловила звук. Сирена. Пожарные?
До того, как прибыли спасатели, её обняли. Неожиданно. Резко. Холодно. Отчаянно.
Сквозь ревущий ад. Под грохот рушащихся балок. В тот миг, когда окно с треском взорвалось от жары.
Раздался глухой удар. Всё погрузилось в тьму.
И только ощущение, будто кто-то держит её. Сжимает крепко, будто боится отпустить. Всё стихло. Жар по-прежнему жёг кожу, но в этих мокрых объятиях было странно холодно… и спасительно.
На щеке скользнула капля. Не пот, не вода. Слеза. Обжигающе горячая. Словно сердце дрогнуло в ответ.
За стеной раздавались торопливые шаги и сдавленные голоса.
Где-то вдали, сквозь дым и копоть, медленно рождался рассвет.
В этой полубессознательной дымке она услышала голос. Хриплый, но родной. Теплый.
— Тин-Тин… Да. Я с тобой. Всё хорошо.
Будто сон. Долгий, бесконечный сон, из которого не хотелось просыпаться.
— Тин-Тин!
Зов? Кто-то звал её?
Когда Мэн Тин открыла глаза, первая, кого она увидела, была молодая медсестра. Та облегчённо вздохнула и отступила на шаг. В воздухе больше не чувствовалось гари. Только резкий запах антисептика. Каждый вдох отзывался болью, словно по горлу провели наждаком.
— Ой, только не двигайся, слышишь? — всполошилась медсестра. — Ты наглоталась дыма, горло опухло. Дыши медленно… вот так, спокойно… всё хорошо…
Хорошо, что девочка оказалась сообразительной и не начала вдыхать дым, иначе всё могло закончиться иначе.
Когда дыхание стало ровнее, в голосе девушки даже появилась радость:
— Мы тебя осмотрели, обошлось без серьёзных травм. Сейчас позову врача. А ещё… твои родные всё время были здесь. Ждали тебя. С ними всё в порядке, не волнуйся.
Мэн Тин беззвучно шевельнула губами:
— Спасибо…
Говорить вслух было невозможно, так как боль пронзала горло при малейшей попытке.
Но внутри… внутри бурлили вопросы.
Кто вытащил её из огня на этот раз?
В той жизни это был пожарный, командир смены, который, рискуя собой, вытащил её из пылающего дома.
А теперь?
Неужели… снова он?
Она медленно подняла руку и коснулась щеки.
В палату струился яркий полуденный свет. За окном на секунду опустились воробьи, но тут же вспорхнули, исчезнув в слепящем небе.
Под ладонью чувствовалась тёплая, мягкая кожа. Не болело почти ничего, только горло саднило, а голова немного кружилась. Если сравнивать с тем, как она очнулась в той жизни с нестерпимой болью и изуродованным лицом, то этот пожар казался всего лишь затянувшимся кошмаром.
На этот раз она выжила. И осталась цела.
Когда папа Шу вошёл в палату, его глаза были налиты кровью, а руки сжаты, словно он не знал, куда их деть. Завидев дочь, он с трудом сдержал слёзы и спросил тихо:
— Тин-Тин… больно? Всё хорошо?
Она покачала головой и, улыбнувшись, указала на горло.
«Всё в порядке, просто говорить пока не могу».
Пожар собрал много людей. Пламя распространялось стремительно. Пострадала не только квартира, которую снимал отец Шу. Затронуло и жильцов сверху, и тех, кто жил ниже.
Шу Ян стоял в стороне и молчал. Щёки его были испачканы золой, губы сжаты, взгляд потухший. Весь он будто застыл в комке вины и тревоги.
Отец Шу словно осунулся. Казалось, он постарел за один день на целое десятилетие.
Мужчина осторожно коснулся волос Мэн Тин и сказал:
— Полежи немного. Я схожу, куплю рисовой каши…
Она прошептала сухими губами:
— Кто меня спас?
Он заговорил почти по-детски ласково, как утешают ребёнка:
— Пожарные. Спасатели.
Она кивнула и закрыла глаза.
Усталость будто проникла в кости, вытеснив всё остальное.
Шу Ян вышел в коридор и с силой ударил кулаком в стену. Голос его дрожал:
— Папа… Это была Шу Лань. Она всё подожгла. Когда я увидел, что дом в огне, то побежал обратно, а она… она преградила мне путь. С тех пор я её не видел.
Шу Чжитун медленно провёл ладонью по лицу. Он молчал.
Боль, что разрывала его сердце, была беззвучной.
Мэн Тин — его дочь, но и Шу Лань тоже. А он, как отец, оказался бессилен. Не уследил. Не предотвратил. Позволил одной девочке возненавидеть другую настолько, чтобы та решилась на поджог.
Слава богу, Тин-Тин жива.
Но…
Это уже не просто беда. Это преступление.
Пальцы Шу Чжитуна задрожали, он опёрся о стену и молчал, будто пытался снова научиться дышать. Наконец он выдавил:
— Нужно… обратиться в полицию.
Он хотел бы не верить. Хотел бы, чтобы всё оказалось ошибкой, но если всё правда — значит, за это придётся отвечать.
Шу Ян отвёл взгляд и проговорил:
— С таким пожаром соседи наверняка уже вызвали полицию.
