Гуйе всё больше убеждалась, что сделала правильный выбор, и чем дольше наблюдала за тем, как они с Императором ведут себя рядом друг с другом, тем крепче становилось её решение держаться поближе к этой благородной женщине. Кто знает, может, когда-нибудь, если снова наступит чёрный день, и Его Величество решит сорвать зло на ком-то из слуг, только она одна сможет спасти ей жизнь.
Аналогичные мысли начали закрадываться и в сердце Цзиньдэ, евнуха при дворе Сыма Цзяо. Только он один был свидетелем той ночи и впервые увидел, как Его Величество, после приступа, смог так быстро прийти в себя. С тех пор отношение евнуха к Ляо Тинъянь стало другим. В его почтительности появилась подлинная искренность. Он начал подозревать, что эта женщина куда сильнее и опаснее, чем кажется на первый взгляд. И если так пойдёт и дальше, кто знает, до каких высот она ещё может добраться.
Сама же Ляо Тинъянь, в отличие от всех этих наблюдателей, не разделяла их уверенности. Чем дольше она находилась рядом с Сыма Цзяо, тем яснее осознавала, насколько он опасен. Не из-за той яростной жестокости, что описывалась в романе, а из-за той неуловимой напряжённости, что чувствовалась при каждом их общении. Он походил на вулкан, что дремлет, но в любой миг может взорваться. В его молчании, в каждом взгляде чувствовалась угроза.
И что особенно беспокоило её: она понятия не имела, что именно он к ней чувствует. Неужели влюбился? — глупости. Сыма Цзяо — и любовь? Это даже звучало абсурдно. Да и вряд ли он пленён её красотой. Тогда почему? Почему его отношение к ней было таким особенным?
Когда вокруг слишком спокойно, в голове начинают плодиться лишние мысли. И вот уже вместо отдыха экзистенциальные вопросы и тревожные сценарии. Ляо Тинъянь решила, что с этим нужно заканчивать. Иначе недолго и с ума сойти.
— Просыпайся, вставай, — послышался над самым ухом его голос. Сыма Цзяо наклонился к кровати и легко коснулся её плеча. — Сегодня ты пойдёшь со мной на утреннюю аудиенцию в Тайцзи-дянь.
Ляо Тинъянь, не до конца проснувшись, уставилась на него в полном недоумении.
— Простите… Ваше Величество… Вы сказали, что хотите взять меня с собой… на утреннее собрание министров?
Император кивнул с таким видом, будто говорит о чём-то совершенно обыденном:
— А что? Ты всё равно целыми днями скучаешь. А так хоть посмотришь, как государственные дела решаются. Развлечёшься.
Развлечёшься?!
Ляо Тинъянь чуть не подавилась. Он что, думает, императорское совещание — это прогулка по рынку? Да он совсем с катушек съехал. Этот образ праздного, неотёсанного тирана был за ним настолько закреплён, что Ляо Тинъянь даже не знала, что сказать.
«Нет уж», — подумала она. — «Мне не нужны роли коварной наложницы, погубившей страну, не хочу быть записанной в истории, как “пагубная красота”. Я просто хочу спокойно дожить своё в стенах дворца».
Решив, что лучше уйти в глухую оборону, она тихо пожаловалась:
— Ваше Величество… вдруг у меня недомогание. Пожалуй, сегодня не смогу сопроводить Вас на аудиенцию…
— Тогда я прикажу позвать лекаря, — невозмутимо отозвался Сыма Цзяо.
— Не нужно, просто живот немного прихватило, — ответила она, склонив голову. — Отлежусь немного и всё пройдёт.
Сыма Цзяо просто сел на край постели и разрешил ей:
— Тогда отдыхай.
Прошло некоторое время, и Ляо Тинъянь осторожно спросила:
— Ваше Величество, разве Вы не собирались на утреннюю аудиенцию? Разве уже не скоро пора?
Сыма Цзяо ответил без тени колебания:
— Я ведь сказал, что возьму тебя с собой. Раз ты плохо себя чувствуешь и тебе нужно немного отдохнуть, значит, подождём, пока тебе полегчает, и пойдём вместе.
Он обернулся и отдал распоряжение евнуху Цзиньдэ:
— Пусть все ждут.
«Вот ведь упрямый мерзавец!» — мысленно выругалась Ляо Тинъянь. — «Настоящий деспот, ничего не боится! Ну ничего».
Сдержанно улыбнувшись, она поднялась:
— Ваше Величество, мне уже гораздо лучше. Пойдём прямо сейчас.
Дорога в Тайцзи-дянь поначалу прошла в молчании. Шагая следом за Сыма Цзяо, Ляо Тинъянь ощущала, как внутри у неё всё сжимается от тревоги.
«Похоже, этой стране действительно недолго осталось… И если всё пойдёт прахом, неизвестно, удастся ли мне вообще вернуться обратно».
К моменту их прибытия в зал, все министры уже были на месте. Император, ни чем не смутившись, вошёл внутрь, ведя Ляо Тинъянь за собой, словно это было самым обычным делом. В тот же миг зал наполнился гулом и перешёптыванием.
«Дорогие мои дядюшки, уважаемые старцы, ради собственной жизни — только не начинайте сейчас зачитывать воззвания о том, что наложницам не место в политике! Пожалуйста, не надо!»
К удивлению Ляо Тинъянь, похоже, все уже давно отупели от эксцентричных выходок Сыма Цзяо. Она шла за ним к центру зала, с затаённым ужасом ожидая, что кто-нибудь выскочит вперёд с упрёками. Однако никто не проронил ни слова. Повозмущались — и затихли.
Даже старшие чиновники в первых рядах, будто по молчаливому сговору, сделали вид, что не замечают присутствия той, кого здесь не должно было быть. Никто не возразил. Все, как один, закрыли глаза в переносном и, кажется, в буквальном смысле.
«Вот уж точно страх — сильнейшее оружие». — подумала Ляо Тинъянь. — «Немало, видать, Император успел с ними сделать за всё это время».
