Цзян Мэн проследил за взглядом вождя Дяо Мо — и увидел, как к торговцу рабами приблизилась женщина в покрывале из чёрного шёлка, сопровождаемая несколькими телохранителями.
…
На западе издавна тлела вражда между ханьцами и цян.
В отличие от конфликта с хунну, здесь дело было не только в борьбе за земли, но и в том, как плохо управлялся этот край со стороны Ханьской власти.
Только что случившееся вызвало у Сяо Цяо внутренний протест. Однако, зная, что так было всегда, и понимая, что она здесь новичок — пусть и с опорой на Вэй Шао, — не решилась сразу вмешиваться в дела местных кланов, оберегающих свои устоявшиеся привилегии. Поколебавшись, она всё же решила уйти.
Но не успела она отойти, как разыгралась новая сцена. Услышав, как тот мальчишка закричал «Сестра!», не сдаваясь даже под градом ударов, защищая цянскую девушку, Сяо Цяо вдруг подумала о младшем брате — Цяо Цы.
Почему-то её это проняло до глубины души.Как же можно было отступить? Решимость вспыхнула во взгляде, и она круто развернулась, поспешно направившись обратно.
Управляющий, видя, что госпожа не вняла его уговорам и, по всей видимости, решила вмешаться, только тяжело вздохнул и поспешил за ней.
Мальчика уже избили до полусмерти — один глаз заплыл, из рассечённых губ текла кровь. А тот толстосумый торговец рабами, будто бы всё ещё не насытился злостью, грубо отшвырнул в сторону, всхлипывающую цянскую девушку и замахнулся, чтобы продолжить избиение.
Но в этот момент сзади раздался женский голос — холодный и звонкий, как капля ледяной воды в пустыне:
— Стой!
Торговец обернулся.
Говорившая оказалась женщиной в лёгком покрывале из чёрного шёлка. Он опешил.
На западе, где пески и ветры бродят свободно, женщины нередко закрывают голову и лицо платками, чтобы укрыться от непогоды — зрелище привычное.
Он прищурился, вглядываясь.
Сквозь тончайшую вуаль нельзя было разглядеть лицо, но очертания черт угадывались — интуиция подсказала: красавица.
А голос… Чистый, прохладный, словно журчание родника — не могла быть старше двадцати.
Взгляд скользнул по её одежде: ткань добротная, но покрой — самый обыкновенный.
Перевёл глаза на спутников — пожилой человек с козлиной бородкой и пожилая служанка.
Наверное, подумал он, какая-то молодая жена из зажиточного, но не слишком знатного дома.
Этот человек — Ху, местный зубожиревший работорговец, чьи дела шли хорошо не только благодаря наглости, но и за счёт надёжной поддержки со стороны власти. Простых уважаемых горожан он в грош не ставил.
А ещё был известным бабником.
И сейчас, встретив незнакомку с тонкой талией и чарующим голосом, в его голове шевельнулась похоть.
А если сорвать эту вуаль? Что под ней?
Но на всякий случай — остановился.
Скривившись в усмешке, он произнёс с фальшивой любезностью:
— А ты чья такая будешь? Что ж не дома сидишь с пяльцами, не вышиваешь? Зачем в такие места суёшься?
Едва он договорил, как управляющий вспыхнул, шагнул вперёд и крикнул гневно:
— Дерзость! Ты хоть знаешь, перед кем стоишь!
Но Сяо Цяо молча подняла руку, останавливая его.
Её взгляд скользнул по измождённым фигурам на земле — по связанным, избитым цянцам. В голосе не было ни капли дрожи:
— Сколько стоят все эти люди? Я покупаю их всех.
Управляющий замер.
Торговец от неожиданности даже рот приоткрыл. Люди вокруг тоже на миг онемели.
Он моргнул, с подозрением уточнил:
— Всех? Ты… хочешь купить всех?
Сяо Цяо не шелохнулась. Говорила тихо, но так, что невозможно было ослушаться:
— Ты меня не понял с первого раза?
Вот теперь он поверил.
Ненадолго задумался… и назвал цену — заведомо завышенную, ожидая торга.
Но не успел он договорить, как та уже сказала:
— Всех — доставить в городской дозор на севере. Когда люди будут на месте — деньги получите.
Теперь он действительно растерялся. И впервые за весь день — по-настоящему удивился.
В прошлом году в Бинчжоу сменилась власть: место Чэнь Сяна занял хоу Вэй Шао, став новым правителем края. Местные знатные дома только этого и ждали — стояли, словно на цыпочках, выжидая удобного момента сблизиться с новым владыкой.
Ждали долго. Лишь недавно просочилась весть: хоу Вэй прибыл в Цзиньян, расположился на северной окраине города, в правительственном ведомстве. И стоило ему лишь обосноваться, как зашевелились городские богачи — один за другим потянулись на поклон, несли дары: кто красавицу, кто золото и парчу. Казалось, ещё немного — и порог обветшалого здания попросту развалится от их усердия.
А Вэй Шао по-прежнему оставался в северной канцелярии. Об этом, разумеется, прекрасно знали и торговцы живым товаром.
Как только женщина заговорила и приказала доставить людей именно туда…
Посредник замер, поколебался, затем осторожно уточнил:
— Госпожа, вы… не шутите? В канцелярское здание… так просто взять и отправить?
Он уже сменил тон — начал называть её «госпожой».
Сяо Цяо ответила холодно:
— Я велела доставить — значит, доставь. Не лей воду.
По тону её голоса работорговец сразу всё понял: это не просто женщина. Такой властный, не допускающий возражений оттенок не выучить — он рождается только у тех, кто с самого начала стоит наверху и привык приказывать. Его пробрала дрожь. Он больше не смел перечить: поспешно сменил выражение лица, с поклоном зачастил почтительными «да-да, госпожа», и тут же обернулся к связанным узниками и закричал:
— Встать! Все встать, живо!
Эти цяньцы, как и говорил тот мальчик, и правда не были пленными с поля боя. Их просто схватили — невиновных — из племён, что жили вдоль Хуаншуй. В этой партии изначально было почти сотня человек. Но путь сюда был долгим, полным боли и лишений. Одни заболели и умерли, других не щадили побои. До города дотянули лишь эти немногие.
Большинство не понимали и не говорили на ханьском. Всё, что они уяснили: их теперь купила вот эта молчаливая молодая женщина с закрытым вуалью лицом. Что их ждёт дальше, куда ведут — никто не знал. И всё же, подгоняемые кнутами, они покорно, шатаясь, двигались вперёд.
