Но вот, когда он в очередной раз прижал её к краю постели, а она, обессилев от смеха, тяжело дышала и ловила воздух, — вдруг из её груди вырвался сдавленный кашель.
Резкий, сухой.
Всё веселье замерло в один миг.
Вэй Шао тут же замер, мгновенно сменив озорство на тревогу. Его ладонь скользнула вверх, бережно легла ей на грудь — не с желанием, а с заботой, стараясь облегчить её дыхание.
Сяо Цяо откашлялась, несколько раз коротко, сухо, пока щекочущее першение не ушло. Когда стало легче, она подняла глаза — и встретилась с его взглядом. Он смотрел на неё не отрываясь, с такой нежностью и беспокойством, что у неё защемило в груди. И… стало удивительно тепло.
— Всё хорошо… — прошептала она, улыбаясь. — Я уже почти в порядке.
Щёки её, алые от смеха и жара, сияли живой краской, как раскрывшийся цветок в утреннем свете. Вэй Шао глядел на неё и с трудом удерживал звериный инстинкт — ту всепоглощающую жажду прижать её ближе, растворить, вобрать в себя без остатка.
Он сдержался.
Осторожно уложил её обратно на подушки, поправил одеяло — укрыл почти до подбородка.
— Ложись и спи. Мне нужно умыться — я весь в поту. Боюсь, задушу тебя. Сейчас сбегаю, и вернусь к тебе, — сказал он тихо.
Сяо Цяо кивнула. Он исчез в темноте.
Когда Вэй Шао вернулся, в комнате уже было темно — он погасил свет. В полумраке забрался на постель и лёг рядом. Протянул руку, обвил её талию и притянул к себе, уткнувшись носом в её волосы.
— Спи, — прошептал он у самого уха.
Голос его был мягким, тёплым, как вуаль.
В объятиях Вэй Шао, тёплых, крепких, словно укрытие от всего мира, Сяо Цяо проспала всю ночь — крепко, сладко, даже без снов. Утром она проснулась с ощущением лёгкости, как будто сама ночь исцелила её. В голове было ясно, дышалось легко. Осталась разве что лёгкая слабость и сухость в горле — да и те почти не ощущались.
Вэй Шао не отходил от неё весь день. Они и вправду были неразлучны: вместе ели, вместе отдыхали, он сам кормил её с рук, сам поил отварами и настоями. Не позволял ей даже шагу ступить без поддержки, словно боялся, что ветер унесёт. Забота его стала почти смешной — настолько неуклюже безмерной, что даже Чуньнян не смела вмешиваться.
Когда стемнело, и настала пора купания, он вовсе не позволил Чуньнян войти.
Раньше, пока Сяо Цяо болела, Чуньнян строго следила, чтобы та не касалась воды — лишь протирала тело тёплым полотном. Весна в тех краях была переменчива: пару дней назад прошёл дождь, и холода напомнили о себе, именно из-за этого Сяо Цяо и свалилась снова.
Но сегодня небо очистилось, солнце пригрело по-летнему. Тело стало липким, кожа — раздражённой. Ощущая, как болезнь окончательно отступает, Сяо Цяо с наслаждением погрузилась в горячую воду, позволяя себе по-настоящему расслабиться.
Вэй Шао купался вместе с ней.
Но, памятуя о её недавней слабости, он вёл себя сдержанно. Только поддерживал её, следил, чтобы вода не остыла. Не спешил, не торопил. Когда она закончила, он легко, без лишних слов, поднял её из воды, бережно вытер тёплым полотенцем, одел, укутал — и, как самое дорогое, отнёс в постель, укладывая в уже прогретое одеяло.
Сяо Цяо удобно устроилась в объятиях Вэй Шао, вся как будто растеклась в его тепле. Её звёздные глаза были прикрыты, дыхание — спокойным и ровным. Он медленно гладил её по спине, и она уже почти провалилась в дремоту, как вдруг почувствовала, что он приподнялся.
Одеяло приоткрылось, прохладный воздух коснулся кожи. Вэй Шао аккуратно взял её за ногу, словно боясь спугнуть. Сяо Цяо открыла глаза — увидела, как он сидит, держа её стопу на ладони, разглядывая с вниманием, в котором смешивались тревога и тяжесть.
Она сразу поняла, о чём он думает.
— Болит ещё? — тихо спросил он, подняв глаза.
Та сцена, когда всё произошло, так глубоко врезалась в её память, что даже теперь, вспоминая, её пробирал озноб. Тогда Сяо Цяо едва не потеряла рассудок от страха.
Ранка давно зажила, следов почти не осталось, но ощущение чужих зубов на её коже, тяжёлый холод ужаса — всё это словно отпечаталось в теле.
— Уже не болит, — ответила она негромко, покачав головой.
Вэй Шао провёл пальцами по её щиколотке, вдоль подъёма стопы — осторожно, будто пытаясь выгладить воспоминание, не след. А затем наклонился и, склонившись, коснулся её кожи губами — лёгким, почти благоговейным поцелуем.
— Это моя вина, — прошептал он. — Я не уберёг тебя. Я позволил этому случиться.
Кожа на подъёме стопы вспыхнула жаром — в том самом месте, куда только что коснулись его губы.
Сяо Цяо слегка поджала пальцы, попыталась было отдёрнуть ногу, но он держал крепко. Не позволил. И вновь поцеловал — не торопливо, с той же мягкой настойчивостью, как будто пытался не просто утешить, а стереть, перекрыть собой каждое чужое прикосновение, что когда-либо оставило на ней след.
Щёки Сяо Цяо залились румянцем. Она заёрзала, еле слышно простонала:
— Я правда уже в порядке… Не надо так…
В голосе — смущение, неуверенность, робкая попытка остановить. Но Вэй Шао будто и не слышал. Или не хотел услышать.
Он целовал её снова — чуть выше, чуть дольше, чуть медленней. Его губы скользили от подъёма стопы к тонким пальчикам ног, по одному — как будто он благоговел перед их формой, их мягкостью, её хрупкостью.
Когда он закончил с одной ногой, принялся за другую. А потом — уже без колебаний — его губы начали медленно подниматься вверх: сначала по лодыжке, потом по икре, выше — к колену.
Сяо Цяо чувствовала, как с каждым его движением дыхание становится всё короче. В сердце — трепет, в животе — что-то дрожало, стягивалось, растворялось. Она смотрела на него, почти не мигая. Вся в напряжении — он поднимался всё выше. И не собирался останавливаться.
Губы его уже были у края её бедра. А он всё целовал. Молча. Увлечённо. Неотвратимо.
Он целовал её бедро, так медленно, так горячо, будто в каждой поре её кожи искал прощения, покаяния — и желания.
Сяо Цяо чувствовала, как её тело предательски начинает отзываться — кожа там, где скользнули его губы, будто тонко звенела. Под пальцами подрагивали мышцы, дыхание становилось всё сбивчивей. Она судорожно вцепилась в край подушки, изо всех сил стараясь не изгибаться ему навстречу.
Но это было невозможно.
Каждое его движение — нежное, но настойчивое — будто стирало её сопротивление.
Он скользнул губами по внутренней стороне бедра — там, где кожа особенно нежна, где один выдох может оставить след. Его пальцы скользнули выше, обрисовали изгиб бедра, мягко, почти ласково раздвигая её колени.
Сяо Цяо прикусила губу — не от стыда, а от того, как всё внутри плавилось. Она не могла сдержать тихий стон — он сорвался сам, предательски, из глубины горла.
Вэй Шао поднял голову — в глазах его плавал тот тёмный, неотвратимый огонь, от которого у неё перехватывало дыхание. Но вместо резкости — в нём было благоговение. Он смотрел на неё так, будто видел чудо.
Она дрожала. Но не от страха.
От того, как он её чувствовал. Как смотрел. Как прикасался.
Не с голодом. С почтением.
Он и правда… собирался это сделать?
