Сяо Цяо медленно подняла глаза и встретилась с его взглядом.
Он смотрел на неё не мигая, а под чёрными бровями в глазах словно собиралась тёмная, неуловимая волна, тихо волнующаяся в глубине.
В комнате слышалось только дыхание двоих.
Объятия были настолько крепкими, что Сяо Цяо начала ощущать нехватку воздуха.
Он не отпускал её и молчал, и тогда она слегка пошевелилась, пытаясь освободиться:
— Муж мой, вы…
Вэй Шао наконец тихо заговорил, голос его прозвучал неожиданно:
— Маньмань, всё это время я хотел спросить у бабушки одну вещь — почему она настояла на том, чтобы я взял тебя в жёны.
Он замолчал, словно смутившись.
— Но с течением времени мне стало всё равно, что думала бабушка. Сейчас я только благодарен ей. Если бы не её решимость, каким же я был бы, чтобы заслужить жену такую, как ты? И чтобы ты так ко мне относилась?
Вэй Шао разжал объятия и подошёл к окну. Он распахнул створку, и ночной ветер ворвался в комнату, нежно играя пламенем свечи, отчего его лицо то затенялось, то освещалось.
Сяо Цяо удивлённо смотрела на него, но молчала, просто тихо наблюдая.
Вэй Шао повернулся к ней, устремив взгляд прямо в её глаза.
— Очень давно я говорил тебе, что люблю тебя. Я не обманывал. Но в то же время — сколько бы ты ни шла мне навстречу, сколько бы усилий ни вкладывала — для меня это всегда казалось само собой разумеющимся.
— Всё происходило потому, что семья Цяо когда-то была должна семье Вэй. И твоя свадьба со мной была как акт примирения. Поэтому даже став твоим мужем, даже любя тебя, я не задумывался о твоих чувствах. Моё доброе отношение к тебе я считал своим даром, а твоя благодарность — обязательным ответом семье Вэй…
Он сделал паузу.
— Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, каким я был подлецом.
Сяо Цяо не шевелилась, её глаза спокойно смотрели ему в лицо.
— Твоё терпение и готовность идти на уступки я принимал как должное. Я понимал, что из-за того, что семья Цяо была должна семье Вэй, сколько бы я ни был к тебе хорош, ты всё равно не уйдёшь от меня. Более того, я сам считал, что уже сделал для тебя максимум. Поэтому снова и снова я игнорировал твои чувства, воспринимая их как нечто само собой разумеющееся.
— После битвы в Шангу я едва успел перевести дух, как мать ушла от нас при таких неожиданных обстоятельствах. Она прожила всю жизнь в смятении — не лучшая хозяйка рода Вэй, но для меня она была любящей матерью. Мне тогда было трудно принять это. В последний миг её жизни сердце было полно эгоизма и обиды. Если вдуматься, я и моя мать очень похожи: хоть глаза мои не слепы, сердце моё долгое время было захвачено злобой и эгоизмом.
— В то трудное время, когда хунну стояли у ворот, а бабушка была больна, ты вынесла на своих плечах немыслимые испытания. Но я погружался лишь в собственную боль, вновь забывая о тебе. И хотя в душе я чувствовал вину, всё равно думал, что ты меня поймёшь и поддержишь…
— Пока однажды, без предупреждения, ты не сказала бабушке о желании вернуться в родной дом.
Вэй Шао вновь подошёл к ней и остановился перед ней.
— Маньмань, тогда меня вдруг охватило странное чувство — казалось, ты отдаляешься от меня, будто собираешься уйти. Я прекрасно знал, что ты всё равно вернёшься, но это ощущение не покидало меня, доводя до состояния тревоги и бессонных ночей.
— Потом я проводил тебя домой, в родной дом Цяо. Вчера же, увидев, как ты ведёшь себя среди родных, моё беспокойство лишь усилилось…
Он на мгновение замолчал, нахмурив брови.
— Для нашей семьи Вэй, возможно, дом — не тюрьма, но для тебя он был не лучше клетки. Ты жила у меня несколько лет, и когда я думаю об этом, я не припомню ни одного момента, когда бы ты чувствовала себя по-настоящему свободной.
— Сегодня я вовсе не хотел уходить. Мне казалось, что у меня ещё остались незавершённые дела. Но ты не позволяла мне остаться, и я не решался просить. Когда я уезжал, твой отец проводил меня за город и с серьёзностью доверил мне заботу о тебе на всю твою жизнь.
— В дороге я всё время спрашивал себя: если бы в тот день Шангу и Юйян были бы захвачены, если бы я потерял и бабушку, и тебя, — то что мне тогда оставалось бы? Даже если бы я уничтожил всех врагов и завоевал весь мир, даже если бы у меня была прекрасная жена, — не было бы другого такого человека, как ты, кто нежно звал бы меня «муж». Тогда что же радовало бы меня в оставшейся жизни?
Сяо Цяо в её глазах медленно заблестели слёзы, которые становились всё ярче. Наконец из уголка её глаза сорвалась одна хрустальная капля, скатилась по щеке.
Вэй Шао внимательно смотрел на неё и нежно провёл пальцем по следам слёз.
— Тогда я понял — всё, что я чувствовал последние дни, ты должна была узнать от меня. Если не сказать сейчас, то куда бы я ни пошёл, душа не найдёт покоя. Поэтому я и вернулся.
— Маньмань, раньше я часто жалел себя. Не раз говорил тебе, что из-за тебя мне приходилось идти против своей воли на уступки. Но я никогда не задумывался, какой груз и какое давление ты вынуждена была нести из-за моих слов и поступков.
— Ты ведь не рождена была, чтобы искупать вину своего покойного деда в семье Вэй. Даже если когда-то это казалось так, то теперь эта задолженность уже давно погашена. А вот я… я слишком часто забывал о тебе.
Он всё продолжал нежно вытирать слёзы, а у Сяо Цяо слёзы лились всё сильнее, пропитывая её одежду и смачивая его руку.
— Меня пленила ты, и это — величайшее счастье всей моей жизни. Раньше я громко говорил, что люблю тебя, что ты — моя радость, и требовал от тебя полного доверия, но сам, оправдываясь семейными обидами, никогда не думал о твоих чувствах. Если говорить о самом высокомерии и эгоизме — кто в этом мире может сравниться со мной?
Сяо Цяо без конца качала головой, слёзы лились ручьём.
Вэй Шао смотрел на неё — на её слёзы и на то, как она отчаянно мотает головой — и глаза его тоже слегка налились красным.
— Я настоящий подлец, — тихо признался он. — Всегда требовал от тебя только радости, никогда не умел беречь и ценить тебя. Я обещал тебе раньше: если я обижу тебя, бей меня, отыгрывайся, как хочешь. Только не отпускай меня, не делай между нами пропасть…
Сяо Цяо сжала кулачки и без разбора стукала его по плечам и груди, всхлипывая:
— Вы — подлец… Я ведь была в порядке, а вы зачем внезапно вернулись и стали говорить всё это…
Не договорив, она рухнула к нему на грудь, обхватила его талию и спрятала в неё своё лицо, испачканное слёзными дорожками, не желая больше поднимать голову.
Её мягкое, дрожащее тело дрожало всё сильнее, слёзы лились потоком, и через мгновение насквозь промочили его одежду.
Он аккуратно уложил её на кровать и крепко прижал к себе.
Долгое время он ощущал лишь лёгкую дрожь её тела в своих объятиях — и вот, наконец, она утихла, но её лицо всё ещё пряталось в его груди, нежась в тепле и не решаясь поднять взгляд.
Едва он чуть сдвинулся, как тонкая, словно из света, рука схватила край его одежды, удерживая его, будто боялась потерять.
— Останьтесь, — прохрипела она, голос дрожал от слёз и хрипоты, — не уходите, прошу…
Он нежно отодвинул запутавшиеся в слезах локоны с её щеки, застилаемой румянцем и каплями солёных слёз.
Её веки были опущены, но ресницы дрожали, удерживая на себе одну единственную блестящую слёзинку — хрупкую, как капля росы на цветке.
Он наклонился, и губы его коснулись закрытых век с трепетной нежностью, мягко утирая следы слёз с ресниц и щёк, словно оберегая её от боли.
И, наконец, она, как пробуждающаяся весна, медленно раскрыла глаза.
Их взгляды встретились — глубокие, тёплые, наполненные молчаливой любовью и надеждой.
— Я не уйду, — прошептала она, — ещё по дороге сюда я знала — даже если вы попросите меня уйти, я останусь. Только с вами.
Вэй Шао прижал её к себе, тихо шепча ей на ухо, и губы его ласково слились с её — обещая вечность.
