Она ворвалась в шатёр в спешке, и, увидев на земле труп Увэя с кинжалом в груди, побледнела и с трясущимся голосом бросилась к Вэй Яну:
— Ты действительно убил его? Ты… ты сразу же убил его?
Вэй Ян словно не услышал её, не поднимая взгляда, наливая себе очередную чашу вина.
Ланъюнь схватила за запястье его руку с кубком и взволнованно сказала:
— Мой брат узнал, что Увэй, пьяный, пришёл к тебе, и последовал за ним. Он уже убил нескольких его стражей, которые отправлялись донести весть! Пока Шаньюй об этом не знает, ты должен бежать!
Вэй Ян резко отдернул руку, которую она держала, и, не глядя на неё, спокойно ответил:
— Цзюйци, тебе лучше поскорее вернуться в род Лань. Здесь твоё присутствие ни к чему.
Ланъюнь застыла, уставившись на него, в глазах мелькнула горечь и печаль, и она медленно опустилась на колени рядом с ним:
— Я знаю, как тяжела твоя душа. Когда-то ван Ричжу ждал твоего возвращения, поэтому послал меня к тебе — чтобы ухаживать и одновременно выжидать момент. Я использовала дело с барышней Цяо, чтобы ты не смог смотреть в глаза семье Вэй, и в конце концов заставила тебя вернуться к хунну. Хотя во дворце все зовут тебя Хуту Куном, я знаю — в твоём сердце всё ещё не отступает след ханьского происхождения… Я виновата перед тобой. Я всего лишь низкая женщина, когда ты пощадил меня, я поняла, что не заслуживаю оставаться рядом и служить тебе, и потому стыжусь появляться перед тобой. Но теперь Увэй уже сеет клевету перед Шаньюем, говоря, что именно ты сообщил ханьцам, из-за чего они смогли подготовиться, и потому его наступление было сорвано. Шаньюй, вероятно, уже усомнился в тебе, а ты ещё и убил Увэя! Я умоляю тебя — уезжай, пожалуйста…
«Убирайся!» — прорычал Вэй Ян, глаза его были налиты красными кровавыми прожилками, и, исходя алкогольным дыханием, он выдавил это слово сквозь зубы.
— Умоляю тебя… Эта барышня Цяо — твой внутренний демон. Прошу, перестань мучить себя из-за неё! Ты же не понимаешь, что даже если бы тебя тогда не заставили вернуться к хунну, ты всё равно никогда бы не завоевал её сердце в этой жизни…
— Убирайся прочь! — внезапно взбешённый Вэй Ян яростно оттолкнул Ланъюнь, ногой опрокинул перед собой стол, золотые кубки и серебряные чаши грохнулись на пол.
Сила удара была настолько велика, что у Ланъюнь сломалось запястье.
Она побледнела, рухнула в угол шатра, скрипя зубами, медленно поднялась, со слезами и дрожащим голосом произнесла:
— Даже если ты меня убьёшь, я скажу! Ты уже давно не тот Вэй Ян, что был ханьцем. Ты — хуннский Хуту Кун! Имя Хуту Куна теперь в дворце растёт в почёте с каждым днём. Прошу тебя, порви с прошлым, раз и навсегда, и будь настоящим хунном…
Вэй Ян вдруг выхватил из-за пояса кинжал с золотой оплёткой, стремительно приблизился, наклонился и схватил Ланъюнь за воротник. Стиснув зубы, он проревел:
— Ещё одно слово — и я убью тебя!
Ланъюнь, ошеломлённая его кровавыми глазами и исступлённым выражением, печально улыбнулась:
— Годы, что я провела рядом с тобой, теперь кажутся мне самым счастливым временем в жизни. Если хочешь убить — убей. Эта жизнь, она когда-то была подарена тобой.
Она закрыла глаза.
Вэй Ян не отрывал взгляда от неё, тяжело дышал, веки непроизвольно дрожали.
Внезапно снаружи послышался быстрый топот, и голос близкого слуги проник в шатёр:
— Господин, к вам пришли из царского шатра Шаньюя, передали срочный приказ к тебе!
Ланъюнь резко открыла глаза:
— Не уходи! Хотя слух о смерти Увэя приостановлен, внезапный вызов от Шаньюя так поздно ночью — это знак беды! Мой брат, племя Хуянь и кланы Циулинь поддерживают твоего отца! Никто не желает вечно воевать с ханьцами! Быстро иди и посоветуйся с ними…
Вэй Ян выпрямился, его ярость постепенно угасала. Он оттолкнул Ланъюнь, повернулся и отдернул занавес шатра, наклонился и вышел наружу.
Несколько его телохранителей попытались последовать за ним, но люди из царского шатра остановили их.
— Господин! — обратились к нему телохранители.
— Вы оставайтесь, мне не нужна ваша охрана, — спокойно ответил Вэй Ян.
Ланъюнь поднялась с земли и, догоняя его, кричала ему вслед, но он не обернулся. В сопровождении свиты стражей он быстро направился к огромному шатру, похожему на холм, и вскоре его силуэт растворился в тёмной ночи.
Ланъюнь без сил опустилась на колени, тихо прошептав:
— …Он сошёл с ума… Он, кажется, не хочет жить…
Эта мысль внезапно пронзила её, словно острый укол. Она резко вскочила, оттолкнула прибежавшую служанку, вскочила на коня и стремглав помчалась прочь.
…
В центре царского шатра горел огромный костёр, яркое пламя освещало стены, украшенные золотом и драгоценными камнями. Глубокой ночью Шаньюй ещё не покидал свой трон — он сидел на золотом кресле, обитым белой тигровой шкурой и инкрустированном драгоценными камнями, прищурив глаза и пристально глядя на Вэй Яна.
Шаньюй уже был на закате жизни — некогда молодым и беспощадным властелином степей, взошедшим на трон, убив собственного отца, теперь он не мог избежать тяжести возраста. Особенно после сокрушительного поражения в битве при Шангу, дух Шаньюя окончательно сломился.
Правители двадцати четырёх племён, собравшиеся на большой совет, уже несколько дней не видели своего вождя и тайно строили догадки и сомнения.
Однако даже сейчас, несмотря на всё, взгляд Шаньюя, обращённый к Вэй Яну, сохранял неоспоримое и устрашающее величие.
— В дни, когда Увэй повёл триста тысяч всадников на юг, куда же ты ушёл? — холодно спросил Шаньюй.
Вэй Ян, не отводя взгляда от сидящего на троне, медленно опустился на колени и ответил: — Я был в Шангу.
В глазах Шаньюя внезапно вспыхнул яркий огонь, он резко сжал подлокотник трона, голос его стал мрачным и грозным:
— Увэй утверждает, что именно ты передавал новости ханьцам, из-за чего он потерпел поражение на юге?
— Верно, — спокойно ответил Вэй Ян.
— Более того, только что Увэй ворвался в мой шатёр с намерением убить меня, но я убил его первым. Его тело сейчас всё ещё у меня в шатре.
