Цяо Цы ушёл. Но Сяо Цяо всё так же стояла посреди комнаты — ни с места. Она не сводила взгляда с Вэй Шао, выражение её лица оставалось безмятежным, но холодным.
Вэй Шао, поигрывая пальцами у подбородка, небрежно подошёл ближе:
— Чуньнян мне уже всё рассказала. Всего-то — братец пару дней как выматывается на плацу, вот и решил Вэй Янь немного его развеять, пригласил выпить. Две чашки вина, не больше. Неужели стоило из-за этого устраивать бурю? Тащиться самой, вытаскивать его за ухо, а потом ещё и устроить допрос с пристрастием?
Сяо Цяо некоторое время в упор смотрела на него — без слов. Потом вдруг холодно усмехнулась:
— Так вот где господин хоу сам расслабляется, когда устаёт? В таких местах? Ну конечно, теперь всё ясно — одно сообщество. Потому вы и заступаетесь, потому и мешаете мне воспитывать собственного брата.
Вэй Шао отмахнулся:
— Я туда почти не хожу. И потом — твой брат уже не ребёнок. Рано или поздно ему всё равно придётся появляться на подобных приёмах, так зачем делать из этого трагедию? Это не преступление. Ты слишком драматизируешь…
Он вдруг осёкся — только сейчас заметив, каким взглядом она на него смотрит. Что-то в этом взгляде явно его остановило.
Сяо Цяо спокойно ответила:
— Считаете, что я преувеличиваю — не беда. Я на чужих не гляжу. Как другие — не моё дело. Но мой брат — моё. И пока он не достиг совершеннолетия, я не хочу, чтобы он ходил по таким заведениям.
Если подобное повторится — прошу господина больше не вмешиваться.
Слова «другие» и «мой брат» она произнесла особенно отчётливо — с невидимой, но явной границей между собой и тем, кто стоит перед ней.
Вэй Шао молча смотрел на неё какое-то время. Потом вдруг склонился чуть ближе, как бы между делом бросив:
— Столько дней живём вместе, я-то думал, ты — мягкая, покладистая. А ты, оказывается, умеешь вот так… по-настоящему разозлиться.
— Господин, неужто забыли, каково моё детское имя?
Родители, давая имя, обычно не без причины выбирают.
Сяо Цяо спокойно отодвинулась в сторону, не давая его лицу приблизиться.
— Я не знала, что господин сегодня вернётся. И весточки никакой не прислали. Я уже поужинала. А вы ели? Если нет — прикажу подать.
— Подай. Я ещё не ужинал, — ответил Вэй Шао сухо, выпрямившись. Интонация снова стала отстранённой, лицо вернулось к привычной непроницаемости.
Сяо Цяо прошла мимо него к двери, открыла створку и отдала распоряжение.
…
Вэй Шао первым пошёл умыться и переодеться. Когда он вернулся, ужин уже был подан.
Похоже, он и впрямь проголодался: за один присест съел три полные пиалы риса.
Сяо Цяо сидела рядом, спокойно сопровождая его трапезу. Когда он, наконец, отложил палочки, она подала ему чашу с тёплой водой для полоскания рта. Но в тот момент, когда она протянула руку, у неё вдруг что-то кольнуло внизу живота. Лёгкая боль разлилась распирающей волной. Плечи вздрогнули, и поднятая рука на мгновение замерла в воздухе.
Вэй Шао взял чашу. И, кажется, заметил её странное движение — его взгляд скользнул по ней, остановился на лице.
Сяо Цяо уже собралась, вернув себе привычную спокойную осанку. Когда он прополоскал рот и поставил чашу на место, встал и вышел. Только тогда она, оставшись одна, обеими руками опёрлась на столик и медленно выпрямилась, преодолевая знакомую, подступающую изнутри тяжесть.
Ещё несколько лет назад, когда она впервые оказалась в этом теле, Сяо Цяо поняла: каждый раз, когда начинались женские дни, это сопровождалось ломотой в спине и коленях. И не только — в первые день-два боль в животе становилась такой, словно там кто-то сжимал жилы. Порой всё тело стыло, лоб покрывался потом, и она не могла даже выпрямиться — приходилось сжиматься, словно от судорог.
В доме, когда она ещё жила в Восточном уезде, ей время от времени давали препараты для укрепления крови и энергии, но особого толка от них не было. Лишь в последние полгода стало чуть легче — боль стала не такой острой. Но всё равно каждый раз приходилось встречать эти дни с трудом — тело, казалось, не принадлежало ей.
В последние дни близость с Вэй Шао случалась слишком часто. Стоило только начать — и, зная, с какой настойчивой яростью он вел себя в постели, остановиться потом было почти невозможно. Даже если бы она захотела — не успела бы.
Поначалу Сяо Цяо это тревожило: она боялась, что вдруг уже забеременела.
Нет, не потому, что не хотела иметь детей. Просто сейчас — совсем не время. Со всех сторон, как ни посмотри — момент неподходящий. Одно только тело…
Оно ещё не до конца сформировалось. Вынашивать ребёнка в таком состоянии — опасно.
В этом мире женщины живут недолго, и ранние роды — одна из причин. Даже если удастся родить — выживет ли сам ребёнок?
Она беспокоилась несколько дней. И только вчера, когда наконец пришли месячные, смогла выдохнуть с облегчением.
Только теперь начались иные неудобства. Сегодняшняя поза — внешне вроде сидячая, но по сути ближе к коленопреклонённой, с прямой спиной — была для неё мучительной. В обычный день она бы не заметила, но сейчас, с этим знакомым ноющим тяжелым чувством внутри, тело быстро уставало.
Чуньнян знала, что у госпожи начались женские дни. А ещё знала, что та только вернулась с улицы — да ещё и перенервничала. Потому всё время ждала неподалёку. Увидев, что Вэй Шао вышел, сразу поспешила внутрь. Заметив, как Сяо Цяо опирается руками о стол, пытаясь встать, она тут же подбежала и аккуратно подхватила её под локти, помогая подняться.
— Как вы себя чувствуете, госпожа?
Она заглянула ей в лицо, стараясь по глазам уловить, не сбилась ли бледность на щеках.
Сяо Цяо едва заметно кивнула:
— Всё в порядке.
— Лучше бы вам, госпожа, поскорее лечь, — мягко сказала Чуньнян, проводив её в спальню.
Вэй Шао между тем только коротко обронил, что у него дело в управе, вернётся позже.
Сказав это, он мельком взглянул на Сяо Цяо.
Она ничего не ответила. Лишь молча проводила его до дверей.
