Вернувшись из поместья Вэй, Вэй Янь застал Чжу Цюаня уже собравшим для него дорожный свёрток. Всё было приготовлено просто, но с должной заботой.
Трое его наложниц — те самые, что жили при его дворе — в этот час ожидали его в крытой галерее. Когда он уезжал раньше, бывало, что отправлялся в путь один, а иногда выбирал одну из них сопровождать его. Потому, завидев его приготовления к отъезду, все три с раннего утра тщательно принарядились, надеясь, что сегодня именно её он позовёт с собой.
Скоро послышались шаги. Три женщины насторожились, обернулись в одну сторону — и замерли. В галерею вышел не Вэй Янь, а Чжу Цюань. В руках он держал длинный лакированный ларец — судя по весу, весьма тяжёлый. Подойдя ближе, он остановился перед ними и спокойно произнёс:
— Господин сказал: впредь в ваших услугах он более не нуждается. В этом ларце — золото. Возьмите и разделите между собой. Сегодня же уходите.
Он поставил ларец на каменный пол, откинул крышку. Внутри лежали золотые слитки, сверкающие в утреннем свете — целая казна, не каждому мужчине под силу было заработать столько за всю жизнь.
Неожиданность известия поразила женщин. Они растерянно переглянулись, не смея и слова вымолвить. А затем, словно очнувшись, одна за другой опустились на колени, прося о снисхождении.
Та, что была приведена лишь в прошлом году, Юная Чжу, со слезами на глазах взмолилась:
— Не знаю, в чём провинилась… Почему господин столь жестоко прогоняет?
Чжу Цюань покачал головой:
— Господин ясно сказал: вы не виноваты. Просто теперь он не желает, чтобы вы служили ему. Возьмите золото… и уходите.
Барышня Чжу и другая, по имени Ван, обе происходили из цзяофана — дома музыки и обучения, где взращивали девушек в искусстве пения, танца и игры на инструментах. Когда-то они были прославленными певицами, пока не приглянулись Вэй Яню, и тот забрал их к себе.
С тех пор они служили ему, зная: он человек нелюдимый, с мрачным нравом, отнюдь не ласковый господин. Хотя внешне и старались угождать, внутри всегда оставалась тень страха перед ним.
Теперь, услышав, что он даже не вышел к ним, а велел передать распоряжение через слугу — и голос Чжу Цюаня не оставлял сомнений: решение принято и обжалованию не подлежит, — обе поняли, что настаивать — лишь навлечь его гнев. Со слезами на глазах они по очереди взяли золото, вернулись в свои покои, собирать вещи.
После недолгого совета решили: остаётся лишь вернуться в цзяофан, где когда-то начался их путь. Благо обе были молоды и красивы, а Вэй Янь щедро отпустил их с солидным приданым. Если повезёт — найдут доброго человека и выйдут замуж. Не найдут — и так проживут безбедно, с золотом в сундуке, не зная нужды.
Барышня Чжу и Ван ушли.
А Ланъюнь — любимая из всех — всё ещё стояла там же, не сделав и шага.
Ланъюнь попала в дом Вэй Яня три года назад.
В ту пору Вэй Янь возглавлял поход против вторгшихся с северных границ хунну. Когда враг был оттеснён, он освободил несколько десятков похищенных женщин — Ланъюнь была среди них. Она рассказала, что её родители убиты, а сама она осталась без крова, и со слезами умоляла Вэй Яня приютить её.
Он взглянул на неё — красивая, хрупкая, точно ива у водной глади. И уже в ту же ночь она вошла в его покои.
Ланъюнь была не только красива. Она умела угадывать желания мужчины, знала, как тронуть его сердце, как его утешить. В её ласке не было грубости, в её взгляде — корысти. Годы шли, женщины при Вэй Яне сменялись одна за другой, но лишь Ланъюнь оставалась при нём, неизменно.
Чжу Цюань видел, как она стоит, остолбенев, не в силах уйти. Он только покачал головой.
Прошло немного времени, и Вэй Янь, уже облачённый в дорожное, вышел из дома. На дворе стояли осёдланные кони. Он подошёл к своему, принял повод из рук слуги. И когда уже собирался вскочить в седло — из дому, точно вихрь, выбежала Ланъюнь.
— Господин! — Она встала перед его конём, лицо в слезах. — Три года я верно служила тебе, ни в чём не оступилась… Чем я провинилась, что ты в одночасье отвернулся от меня, как будто меня и не было?
Вэй Янь перевёл взгляд на Чжу Цюаня.
Тот, краснея, проговорил:
— Я передал волю господина, но она… наотрез отказалась уйти. Я не знал, как поступить.
Вэй Янь спокойно сказал:
— Добавь ей золота и шёлков. Если некуда податься — подыщи ей приличный дом, пусть выйдет замуж.
С этими словами он вскочил в седло. Лошадь ударила копытом о землю, и через миг отряд уже тронулся в путь. Хлопанье копыт затихло за поворотом — и не осталось ни пыли, ни тени.
Ланъюнь стояла посреди двора, безмолвно глядя вслед, как исчезают его очертания. Слёзы катились по её щекам, но она их не вытирала.
…
Вэй Шао лично проводил Вэй Яня за северные ворота города, а затем проехал с ним ещё с десяток ли. Наконец, достигнув развилки, оба натянули поводья и спешились, остановившись у обочины проститься.
— К тому времени и бабушка будет на соревновании, — сказал Вэй Шао. — Хочет сама увидеть, как наши доблестные воины из Ючжоу проявят себя. Старший брат — уж точно не должен в такой день отсутствовать.
— Можешь не волноваться, — с улыбкой ответил Вэй Янь. — Как только управлюсь с делами в Дайцзюне — немедля вернусь.
Вэй Шао кивнул. Но, кажется, что-то ещё оставалось у него на уме. Вэй Янь уловил колебание, и, прищурившись, спросил:
— У тебя, похоже, есть ещё что сказать?
Вэй Шао помедлил, бросил взгляд через плечо — их слуги остановились далеко, не могли их подслушать. Тогда он чуть понизил голос:
— Да не то чтобы что-то важное… Просто хотел спросить совета. Старший брат, скажи… женщины — что им больше всего по сердцу?
