Сяо Цяо улыбнулась в ответ, и вместе с Чуньнян села в повозку.
С тех пор, как Цзя Сы с охраной проводили Сяо Цяо из Восточного уезда, они не ослабляли бдительность ни на минуту, ни на шаг не отходили от неё. Лишь теперь, когда госпожа наконец отправилась в обратный путь, они немного вздохнули, но всё равно не отпускали повозку ни на миг.
Колёса закрутились, повозка тронулась. Сяо Цяо высунула голову наружу и помахала Да Цяо, которая всё ещё шла вслед, не желая отпускать сестру.
Она махала, пока силуэт Да Цяо не стал совсем крошечным, едва заметным на дороге. Тогда Сяо Цяо присела, тихо повернулась и незаметно вытерла слезу.
Чуньнян заметила это и нежно прижала девушку к себе.
— Госпожа, — прошептала она, — не грустите. Наверное, завидуете сестре, что скоро станет матерью? Не торопитесь. Как только господин вернётся домой, и у вас скоро всё случится.
Сяо Цяо улыбнулась, понимая, что служанка пытается её утешить. В душе ещё теплилась грусть прощания, но мысль о ребёнке с Вэй Шао вызвала у неё лёгкую, почти игривую улыбку.
— Пока я не готова к такому скоро! — тихо рассмеялась она.
Чуньнян улыбнулась в ответ:
— До конца года осталось совсем немного, вам скоро исполнится шестнадцать — самое время задуматься о продолжении рода. Старшая госпожа и господин с нетерпением ждут этого дня.
Сяо Цяо непрестанно качала головой, стараясь остановить служанку, когда та вновь начинала говорить. Она даже закрывала ей рот ладонью, не желая слышать ни слова о детях с господином.
Чуньнян всего лишь хотела отвлечь её от грусти расставания, боясь, что девушка слишком сильно огорчится. Увидев, что Сяо Цяо не хочет обсуждать столь сокровенное, служанка смирилась, вновь прижала её к себе и тихо прошептала, будто бы сама себе:
— Наверное, господин уже одержал победу и скоро вернётся домой. Уверена, он с нетерпением ждёт вашего возвращения.
Сяо Цяо прижалась к её груди и задумалась о тех днях перед отъездом Вэй Шао на войну.
В первую ночь она боялась за бабушку Сюй, так сильно хотела, чтобы он остался рядом — чтобы хоть какое-то утешение было в сердце.
Он сначала согласился остаться, и это вселяло надежду. Но на следующий день он изменил своё решение и даже, кажется, издевался над ней.
Ей хотелось понять, ведь война — дело серьёзное, требующее мужества и ответственности. Но что её злило — так это то, что он даже не пытался извиниться за своё неисполненной обещание, не испытывал ни капли сожаления.
Что ж, он — величественный господин, и Сяо Цяо вовсе не ожидала, что он признает ошибку вслух. Но всё же… хоть бы какое-то малейшее проявление — жест, знак, намёк.
А он… увы. Она молчала в обиде, а он будто злился вместе с ней. Три ночи подряд, вопреки привычке, даже не прикоснулся.
Конечно, Сяо Цяо вовсе не ждала, что он будет к ней прикасаться. Её мучило совсем другое — непонимание. На каком же основании он сердился? Почему так холодно отмахивался, словно хотел показать ей своё недовольство?
Если бы не вмешательство бабушки Сюй, поддерживающей мир между ними, она, оказавшись в родном доме, вовсе не хотела так быстро возвращаться обратно.
Сяо Цяо обиженно надула губы и проворчала про себя:
— Он и не ждёт моего возвращения. Да и я не хочу его видеть!
Повозка с сопровождавшими Сяо Цяо воинами Цзя Сы постепенно удалялась. Колонна скрылась за изгибом грязной дороги, ведущей от усадьбы к внешнему миру.
Одна из служанок подошла, поддерживая Да Цяо и помогая войти в дом. Та обернулась и увидела, что Цзун Цзи стоит неподалёку на пустыре. Его взгляд был устремлён в сторону конца желтоватой грунтовки, а на лице мелькала лёгкая грусть.
Да Цяо направилась к нему.
Увидев, что она идёт навстречу, Цзун Цзи поспешил встретить её.
Да Цяо остановилась перед ним, улыбнулась и сказала:
— Моя младшая сестра ушла так спешно, что не успела попрощаться с вами лично. Она просила передать, что очень благодарна вам за неоднократную помощь. Вы оказали огромную поддержку. Если представится возможность, обязательно отплатим вам той же монетой.
Цзун Цзи ответил:
— Госпожа, вы слишком почтительны. Я всего лишь отплатил за оказанную мне когда-то услугу. Это был лёгкий труд — и не стоит о нём говорить.
Да Цяо сказала:
— Я слышала от мужа, что Сюэй Тай уже двинул свои войска сюда. Опасность большой битвы нависла над нами. Моя младшая сестра уехала сегодня утром. Цзун Цзи, вам тоже лучше поспешить с отступлением. Сюэй Тай нацелен на моего мужа. А вы — человек вольный, словно свободный ветер в горах, не стоит зря ввязываться в эту войну.
Цзун Цзи ответил:
— Мадам, зачем так говорить? Не только потому, что когда-то ваш муж спас меня, даже если бы того не было, я и Сюэй Тай — заклятые враги. Я мечтаю лично нанести удар по его главе. Если же будет бой — я стану авангардом, и ни за что, не прячась в тени.
Он поклонился Да Цяо, затем повернулся и быстро ушёл прочь.
Би Чжи давно освоился в Линби и прекрасно знал местные дороги. Он выбрал короткий путь — тайную тропу, и уже на следующий день успешно вывел Сяо Цяо из Линби.
Сяо Цяо, понимая, что Сюэй Тай в любой момент может напасть, всё время торопила его, велела не провожать её дальше и скорее возвращаться.
Выехав из Линби, Би Чжи больше не отказывался — он обратился к Цзя Сы с просьбой уделить особое внимание охране в пути, остановился у обочины, долго смотрел, как повозка с Сяо Цяо и её спутниками уходит вдаль, а затем поспешил обратно.
Свежие донесения разведчиков подтвердили тревожные вести: Сюэй Тай, потерпев поражение при Сяо, чтобы спасти своё лицо и не допустить расширения влияния противника, собрал остатки войска и спешит нанести новый удар по поместью Ху.
Согласно расчётам, армия Сюэй Тая должна прибыть не позднее, чем через три дня.
Но Би Чжи нисколько не боялся.
Сюэй Тай позволял себе так дерзко поступать лишь потому, что не воспринимал Би Чжи всерьёз.
В его глазах войско Би Чжи — лишь сборище разбросанных и слабо организованных людей. Он полагал, что им просто везло дожить до сих пор.
Би Чжи же оставался хладнокровен и собран.
Чем больше Сюэй Тай его недооценивал, тем увереннее становился Би Чжи.
Он даже задумался: если судьба в этот раз окажется на его стороне, это будет шанс раз и навсегда изменить сложившуюся ситуацию, которая до сих пор оставалась для него скорее пассивной и безвыходной.
