Вэй Шао нахмурился, но заговорил быстро, словно оправдываясь:
— Первое место я ему не отдам! Ведь смысл этой реформы не в том, чтобы вновь прославить знатные кланы, а, чтобы показать всему миру решимость двора открыто искать таланты. Разве не ты сама мне так говорила? Пусть у Гао Хэна работа хоть гениальна — если выбрать его первым, получится, что мы предали собственную идею! Я дам ему второе место и, если хочешь, ещё дополнительную награду — пусть это будет своего рода компенсация за потерянное первенство.
— Теперь ты довольна? — буркнул он, всё ещё хмурясь.
Сяо Цяо медленно улыбнулась, обвила руками его талию, на цыпочки поднялась, нежно поцеловала его, прижала губы к уху и тихо прошептала:
— Мой господин, вы мудры не хуже Яо и Шунь, а вот ревновать без повода — это уж совсем глупо, даже не боитесь, что над вами посмеются…
Лицо Вэй Шао смягчилось.
— Для меня, есть только один мужчина — Вы. Ни один другой на всём свете не сравнится с вами, а если и найдётся такой, поверьте, я и взгляда не обращу.
Когда в его ушах прозвучали эти ласковые слова, Вэй Шао словно растаял. Вся тягость раздражения сразу испарилась — он крепко прижал её к себе, соприкоснулись лбом и щекой.
Вдруг в его памяти мелькнула забытая мысль, и он поспешно добавил:
— Маньмань, я знаю, ты давно мечтаешь увидеть те горные барельефы у Юньмэнь. Я обещал тебе показать их, но всё никак не мог вырваться. Как насчёт того, чтобы отложить все дела и вместе с Фэйфэй отправиться за город? Пусть будет наше маленькое путешествие.
Сяо Цяо немного задумалась, улыбнулась и покачала головой:
— Барельефы можно и посмотреть, а можно и не смотреть. Муж мой, не стоит из-за меня устраивать такие большие поездки и лишние хлопоты.
Вэй Шао тогда лишь небрежно согласился, но мысль об этом всё равно не выходила у него из головы. На следующий день он вызвал Гунсун Яна и показал ему подготовленный список трёх лучших кандидатов на экзамене, а затем с особой тщательностью поделился своим желанием ненадолго покинуть дворец.
Однако едва он начал говорить, как Гунсун Ян остановил его целым ворохом доводов — всё казалось весьма разумным и весомым.
Император с досадой подавил в себе эту идею.
Прошло полтора месяца, и наконец в Великой Янь обнародовали результаты первого экзамена.
Все взгляды были прикованы к Гао Хэну из Бохая — ему досталось почётное второе место.
В тройке лучших двое были выходцами из простых семей, а один — из знатного рода. Такой результат всех устроил и стал настоящим поводом для радости.
Хотя Гао Хэн и не занял первое место, он всё же достиг главной цели — и ни у кого не осталось чувства разочарования.
В тот день, на пышном дворцовом пиру, император и императрица появились вместе. Много лет спустя Гао Хэн наконец-то встретился с той самой дамой, с которой когда-то вместе писал кистью и сочинял надписи в Храме Сиван Цзинь-му — встреча, что глубоко взволновала его душу.
Для него госпожа Цяо давно стала почти божественным образом, к которому он испытывал только почтение и благоговение — ни малейшей тени неуважения. А уж с учётом её высокого положения, он и помыслить не мог о каком-либо неуважении.
Служить при дворе он изначально не собирался. Тем более что в ту эпоху люди вроде Гао Хэна — выходцы из знатных родов, с гордым и независимым нравом — редко привлекали внимание императора. Но женщина, которая запала ему в сердце — супруга хоу Вэя, сейчас вознесённая до титула императрицы, была исключением.
Когда он узнал, что именно госпожа Цяо была инициатором новой системы экзаменов, и что многие дворяне выступают против реформы, его кровь закипела. Не раздумывая, он встал на её сторону и горячо поддержал начинание.
Гао Хэн считал за честь хоть в малой степени служить госпоже Цяо.
И вот, на сегодняшнем дворцовом пиру, он, преклонив колени, получил от императрицы чашу с вином. Увилев её тёплую улыбку и дружеский кивок, а также ласковый вопрос, сердце его наполнилось трепетом — настолько, что на миг он перестал замечать даже самого императора. От волнения он позволил себе небольшую вольность и сказал:
— В моём распоряжении находятся копии десяти величайших горных барельефов страны, и особенно бережно храню я оттиски барельефа у Юньмэнь. Этот экземпляр я лично изготовил, он в точности совпадает с оригиналом. Если ваша светлость не возражает, позвольте мне преподнести этот дар в знак преданности.
Император на мгновение нахмурился. Императрица же, сохраняя улыбку, вежливо отказалась, сказав, что не желает отнимать у него дорогой подарок. Гао Хэн отразил лёгкое разочарование на лице, а выражение императора немного смягчилось.
Через полтора месяца император объявил о назначении Гао Хэна на должность — и, отправив его далеко за пределы Лояна, наконец почувствовал облегчение.
Однако в глубине души он всё равно не мог избавиться от одной навязчивой мысли…
Прошло два месяца. Наконец, огромный груз, помещённый в запечатанный ящик высотой в три чжана и длиной в четыре-пять чжан, был введен на улицы Лояна. Возглавляемый шестью запряжёнными лошадьми и под строгим командованием сурового Гао Цзы, караван сопровождался солдатами спереди и сзади.
Этот тяжеловесный гигант пронёсся почти через всю южную часть города, вызывая настоящее изумление у горожан. Целые толпы жителей высыпали на улицы, чтобы проводить его взглядом, когда он, наконец, исчез за воротами императорского дворца.
Что же могло скрываться внутри такого внушительного сундучного сооружения?
Разговоры прохожих разносились со всех сторон, но больше всего поддерживали одну версию: учитывая вес и охрану, ящик, вероятно, был наполнен золотом, серебром и драгоценными реликвиями.
Пока разговоры прохожих доходили до ушей Гао Цзы, его лицо, уже и так напряжённое, буквально готово было треснуть от сдерживаемого раздражения.
Он серьёзно беспокоился: если бы жители Лояна узнали, что внутри этого громоздкого ящика на самом деле находится гигантский камень — тот самый, на который в Юньчжун смотрят с ненавистью и бессилием, добытый усилиями десятков каменотёсов, трудившихся день и ночь на вершине горы…
Если бы люди знали, что для того, чтобы перевезти эту громадину по воде и земле через многочисленные преграды, были потрачены несметные людские и материальные ресурсы…
И всё это — лишь ради того, чтобы император угодил своей супруге, ради её капризного желания.
Гао Цзы не мог не думать: а не сочтут ли народные разговоры в тени, что их владыка — глупый правитель, чьё царствование обречено на гибель?
