Но в этом случае Сяо Цяо могла пострадать невинно — ведь могли подумать, что именно она подговорила императора на такой поступок.
Не говоря уже о том, что была ещё и бабушка — если та заинтересуется, объяснять будет ой как не просто.
— Может, — задумался Вэй Шао, — дождаться возвращения бабушки и тогда самому признаться, что это я захотел полюбоваться скалой и поэтому приказал её доставить?
Сяо Цяо покачала головой:
— Государь, как вы думаете, поверит ли бабушка в такие слова? Она, конечно, не станет меня упрекать вслух, но в глубине души она обязательно подумает: «Маньмань ещё молода и непонятлива — как же она допустила, чтобы император ради неё устроил такую суматоху? Неужели нельзя было отговорить его?..»
Пожалуй, солнце сегодня действительно слишком палит — стоять тут, под этим жарким светом, оказалось непросто. Вэй Шао почувствовал, как у него за спиной начало припекать.
— И что же теперь делать? — с отчаянием спросил он, взглядом окидывая огромный камень. — Я уже его привёз… Неужели придётся обратно отправлять?
В голосе чувствовалось раздражение и грусть.
Быть императором — значит, иметь множество обязанностей и ограничений.
Вэй Шао даже вдруг позавидовал тем беззаботным деспотам из прежних династий, которые могли делать всё по своему желанию. Сам он тоже мечтал быть таким «плохим императором», который балует только свою императрицу, но почему-то это оказалось так сложно!
Сяо Цяо снова покачала головой:
— Такая огромная скала… Уже было непросто с неё спустить её с горы и перевезти сюда, а чтобы вернуть назад — ещё труднее. И даже если бы вернули, едва ли она смогла бы Она улыбнулась и сказала:
— Пусть будет так, государь: пусть эту скалу отвезут в храм Даминг, где хранятся древние свитки и надписи. Там она будет прекрасно смотреться в окружении других сокровищ, ещё больше украшая это место. И главное — это не помешает никому из людей любоваться творениями предков. К тому же, — она указала на поверхность камня, изъеденную ветром и дождём, — эта скала стояла в горах сотни лет, и на ней уже есть следы разрушения от времени. Переместив её в Лоян и обеспечив надлежащий уход, мы тем самым позаботимся о сохранении великого наследия. Храм не далеко от дворца, и, если я захочу, смогу приходить и любоваться, когда угодно. Как вам такое предложение?
Вэй Шао глубоко вздохнул, долго смотрел на Сяо Цяо, а потом крепко обнял её, страстно поцеловал, прижав губы к её уху и тихо прошептал: — Как же сильно я тебя люблю… и никогда не смогу насытиться тобой…
…
Гао Цзы отсутствовал в служебной командировке целых два месяца. Приложив неимоверные усилия, он наконец-то отсёк половину горы и доставил громадный каменный блок, который император так желал, прямо во дворец. Едва отдышавшись, он тут же получил новое распоряжение — срочно перевезти эту тяжеловесную ношу в храм Даминг. Это решение казалось ему совершенно непостижимым.
Но как можно усомниться в приказе самого высшего начальства?
Гао Цзы поспешил собрать людей, снова упаковал монолит в тот же огромный ящик и отправил его в храм — под покровом ночи, без малейшей задержки.
…
На следующее утро, ещё до рассвета, император занял трон, а его зад едва успел согреться на драгоценном сидении, как Императорский цензор Вэй Цюань уже не мог сдерживаться и вышел вперёд. Сжимая в руке дощечку с подробным планом речи, он преклонил колени и после получения разрешения встал, обуреваемый строгим, но глубоким чувством долга.
Он начал убеждённо увещевать императора: только что, поздно ночью, ему стало известно, что государь послал людей в Юньчжун и буквально похитил оттуда известный барельеф, принеся его во дворец. Это, мол, поступок крайне неправильный.
Хотя, конечно, всё в государстве принадлежит императору, это вовсе не значит, что можно забрать любое понравившееся сокровище к себе в покои.
Местные жители Юньчжуна глубоко возмущены таким поступком, а подобные действия наносят ущерб блеску и репутации императора и императрицы.
Я же, — продолжал он, — говорю это только ради сохранения величия вашего имени, и прошу вас как можно скорее исправить допущенную ошибку.
Вэй Цюань выговорил всё это одним духом, чувствовал, как пересохло во рту от напряжения.
Император холодным взглядом взглянул на Вэй Цюаня, гордо поднял лицо и ответил:
— Да, я действительно поступил так, но не так, как ты говоришь, будто я краду у народа! Моё сердце болит за жителей Юньчжуна, что они не умеют беречь сокровища предков, позволяя им ветшать и разрушаться на скалах. Из чистой заботы я приказал аккуратно снять барельеф и перевезти его в Лоян. Вчера ночью скала была доставлена в храм Даминг, где ей обеспечат надёжную охрану и реставрацию. После ремонта она будет доступна всем. Ты не знаешь всех подробностей, и сплетни, которые ты распространяешь, клевещут на меня и мою честь — с каким же умыслом?
Вэй Цюань застыл, ошеломлённый, и поспешно пал ниц, прося прощения у императора.
Вскоре Гунсун Ян и другие чиновники также выступили с ходатайствами в его пользу.
Император, не желая затягивать конфликт, благородно заявил, что Вэй Цюань лишь исполняет свои обязанности и что, хотя его слова и были несправедливы, он не станет держать зла.
Таким образом, утреннее заседание завершилось под звуки хвалебных речей в честь императора со стороны всех придворных.
После утреннего заседания, вспоминая ошеломлённое и одновременно покорённое лицо Вэй Цюаня в Золотом зале, император был в приподнятом настроении. Вернувшись во дворец, он даже не стал идти в кабинет — сразу направился в покои императрицы, планируя устроить ей дневную страсть.
Все говорят, что император может гулять по трём дворцам и шести гаремам, сколько угодно. Но Вэй Шао этого не хотел. Он глубоко чувствовал, что с тех пор, как стал государем, устал как рабочий осёл — каждое утро поднимался до рассвета на заседания, а возвращался в покои глубокой ночью. Это было куда тяжелее, чем военные походы.
Единственное время, когда он мог полностью расслабиться и быть один на один с Сяо Цяо — это несколько часов посреди ночи. Если вычесть необходимый сон и частые ночные пробуждения маленькой принцессы, которая нередко просыпалась и пыталась увести у него любимую мать, времени на совместный отдых оставалось катастрофически мало.
Если не воспользоваться сейчас последним шансом, то вскоре, когда Великая императрица-матерь с Фэйфэй вернутся во дворец, они уже не смогут так свободно проводить время вместе, когда и где захотят.
