На следующий день Великая императрица — мать с Фэйфэй вернулись во дворец.
Как только Вэй Шао получил об этом известие, он тут же прервал совещание с министрами, лично отправился встречать бабушку у ворот Чжуцюэ. Завидев её, был необычайно взволнован; даже после того, как сопроводил её до покоев во дворце Цзядэ, никак не мог с ней расстаться, всё медлил уйти и долго не отходил, разговаривая с ней о том о сём.
Госпожа Сюй поначалу решила, что император хочет обсудить с ней что-то важное. В конце концов, с улыбкой спросила:
— Император, ты ведь хочешь поговорить с бабушкой? Если есть что сказать — не стесняйся.
Вэй Шао опешил и только тогда вспомнил, что целая толпа министров всё ещё ждёт его в зале для аудиенций. Поспешно покачал головой, велел придворным хорошо заботиться о Великой императрице — матери и лишь после этого откланялся.
Сяо Цяо, стоявшая в стороне, с удивлением наблюдала за происходящим. Со стороны казалось, будто Вэй Шао не виделся с госпожой Сюй целую вечность.
Вечером, когда он вернулся в покои, они вместе принимали ванну, и Сяо Цяо в шутку подтрунила над ним.
Она пошутила невзначай, но сердце Вэй Шао вдруг сжалось — он вспомнил о том, что произошло прошлой ночью.
Прошлой ночью на драконьем ложе Вэй Шао всячески стремился доставить Сяо Цяо удовольствие — и она отвечала ему той же лаской, с нежностью и тонкой уступчивостью. Их страсть длилась почти всю ночь, наполненная невыразимым восторгом в сладостной неге. И только когда оба, измученные, наконец заснули, он вдруг, ещё не отпуская любимую, почувствовал, как где-то в глубине души у него вырвался долгий, исполненный удовлетворения вздох.
Тогда он не придал этому значения — прижал к себе Сяо Цяо, уже едва дышащую от усталости, закрыл глаза и сам быстро заснул.
Но теперь, услышав её шутку, вспомнил тот бессознательный вздох и особенно тот странный, невероятно яркий, словно прожитый наяву дневной сон. По спине прошёл холодок тревоги.
Чжуан Чжоу[1] снился, что он бабочка… а может, всё, что происходит сейчас, тоже только сон, из которого он не проснулся?
— Маньмань… Ударь меня ещё раз! И посильнее! — воскликнул он вдруг, с каким-то отчаянием.
Сяо Цяо, просто поддразнивая его, не ожидала такого. Сначала она весело фыркнула, а потом, сложив ладони, вдруг плеснула в него пригоршней воды:
— Повелитель, что с вами опять приключилось?
Вэй Шао, ослеплённый брызгами, зажмурился, а когда открыл глаза, увидел Сяо Цяо напротив себя. В тёплом мареве пара она слегка склонила голову, смотрела на него с лукавой улыбкой, в её глазах мерцали искорки счастья.
Он протянул руки, притянул её к себе, прижался лбом к её лбу — и вдруг все тревоги и сомнения разом исчезли, сердце наполнилось спокойствием и тихой радостью.
— Всё хорошо… — шепнул он и склонился, чтобы поцеловать её в губы.
— Маньмань, как же мне повезло — прожить эту жизнь рядом с тобой…
…
Два месяца спустя у императрицы обнаружили беременность.
Госпожа Сюй была вне себя от радости, а весь двор ликовал, в предвкушении нового наследника.
…
В начале лета третьего года Тайхэ, в четвёртую стражу, Сяо Цяо разбудила внезапная, тянущая боль в животе. Она поспешно разбудила спящего рядом Вэй Шао.
Вэй Шао проснулся и увидел, что она сжалась в комок, держась за живот. Испугавшись не на шутку, он соскочил с драконьего ложа, даже не надев обуви, босиком бросился за дверь и закричал на весь дворец:
— Императрица рожает!
От этого крика всполошился весь императорский двор.
Срок у Сяо Цяо подходил, и во дворце всё уже было приготовлено заранее. Но стоило императору поднять тревогу, как павильон Гуанхуа тотчас наполнился светом, слуги кинулись во дворец Цзядэ за госпожой Сюй.
Госпожа Сюй поспешила в покои невестки. В это время в комнату уже зашли повитухи, двери плотно закрыли. Император остался ждать прямо у дверей родильной, лицо его отражало и тревогу, и радостное волнение.
В прошлый раз, когда Сяо Цяо рожала Фэйфэй, он был в южном походе, и, когда вернулся, дочь уже выросла — не успел быть рядом в самый первый и важный момент её рождения. С тех пор это стало для него особой, невосполнимой утратой.
В этот раз он, наконец, мог быть рядом с ней — и не знал большего счастья. Увидев, что госпожа Сюй тоже спешит к покоям, он сам подскочил навстречу и почтительно подхватил её под руку:
— Бабушка, Маньмань рожает!
Госпожа Сюй посмотрела на него с лёгкой улыбкой — увидела, как он сияет от радости, и с теплом кивнула.
Так и сидели они вдвоём, в ожидании, наполненном волнением и предвкушением, дожидаясь, когда Сяо Цяо подарит им второго ребёнка.
Время медленно тянулось, менялись стражи, а Вэй Шао всё больше терял терпение — с лица постепенно сходила прежняя улыбка.
О женских муках в родах Вэй Шао раньше лишь слышал, но не представлял себе, что боль может быть настолько жестокой.
Теперь, стоило ему услышать из-за двери голоса повитух, смешавшиеся с приглушёнными, сдавленными стонами Маньмань, всё внутри у него сжималось до предела.
Едва не раз за разом — если бы не тётушка Чжун и Чуньнян, что вовремя его удерживали, он был готов ворваться внутрь.
И вот снова, сквозь дверь донёсся очередной крик боли.
— Да вы хоть умеете принимать роды? Почему Маньмань так мучается! —
Он вдруг вскочил с места, лоб покрылся потом, бросился к двери и, вцепившись в ручку, закричал внутрь.
В комнате тут же наступила тишина — видимо, повитухи и сама роженица были изрядно напуганы.
Тётушка Чжун и Чуньнян поспешили подойти и шёпотом стали уговаривать его отойти подальше, дать женщинам работать.
Но Вэй Шао и слушать не хотел — метался у самой двери, не находя себе места.
— Ваше Величество, может, вам всё же отдохнуть немного? Когда ребёнок родится — сразу позовём!
Даже госпожа Сюй не выдержала, вмешалась с уговорами.
Но Вэй Шао словно и не слышал. Госпожа Сюй только тяжело вздохнула и покачала головой.
И вот — когда, казалось, вся ночь уже позади, и в небе забрезжил рассвет, из-за двери донёсся долгий, полный страдания крик Сяо Цяо. У Вэй Шао сразу пропала вся кровь с лица, сердце бешено заколотилось — и он рванулся к дверям:
— Маньмань! — вскрикнул он, поднимая руку, чтобы распахнуть их.
— Ах! Ах! Ваше Величество! — тётушка Чжун и Чуньнян с испугом бросились его останавливать, обеими руками схватили его с двух сторон.
[1] Чжуан Чжоу, более известен как Чжуан-цзы / Чжуанцзы, 庄子 — это знаменитый китайский философ эпохи Воюющих царств (IV–III вв. до н.э.), один из самых ярких представителей даосской мысли. Чжуан Чжоу приснилось, что он — бабочка, летающая и не ведающая о существовании Чжуан Чжоу. А проснувшись, он задумался: снилось ли Чжуан Чжоу, что он бабочка, или же бабочке снится, что она — Чжуан Чжоу? Этот сон стал символом иллюзорности границы между реальностью и сном, постоянства изменений, относительности человеческого восприятия.
