Он был отчаянным и безрассудным. Людей, которые его на дух не переносили, хватало с избытком. Все в один голос твердили: семья Цзян его бросила и уже воспитывает нового наследника. Говорили, что молодой господин Цзян обнищал.
Кто-то даже рискнул его задеть. Цзян Жэнь не стал церемониться и избил обидчика так, что и родная мать не узнала бы. Наутро он получил от школы официальное порицание. Молодой парень стоял в окружении зевак, лениво зевая, будто собирался вот-вот заснуть. А уже на следующий день он прикатил к школе на спорткаре.
Слухи рассыпались в прах. Никто так и не понял, почему его изгнали из дома, но ясно было одно: с деньгами у него проблем не было. В этом году семья Цзян пожертвовала солидную сумму седьмой школе, что доказывало, что Цзян Жэня никто не списывал со счетов.
Мэн Тин тихо сказала:
— Восемнадцатого июня. «Лебединое шале», город Б.
Он опустил глаза. Его пальцы на мгновение замерли, а потом он, будто ничего не произошло, сунул перчатки обратно в карман.
— Угу. Принял.
Увидев, что она всё ещё стоит перед ним, застенчиво глядя снизу вверх, он вдруг хмыкнул и рассмеялся:
— Всё ещё тут? Расстаться со мной жалко, да?
Щёки Мэн Тин вспыхнули.
— Ничего подобного.
На самом деле она просто подумала, что раз он не хочет возвращаться домой, значит, у него на то серьёзная причина.
Он, как обычно, отмахнулся беспечно:
— Ладно, раз услышала — иди. Сегодня пекло.
Когда она вернулась домой, то у подъезда столкнулась с Шу Лань.
Та была при полном параде. Глаза с розовыми тенями, чётко выведенные стрелки устремлялись к вискам. На ней были ультракороткие шорты, подчёркивающие бледную кожу бёдер. Всё выглядело слишком вызывающе для её лет.
Папа Шу был в отъезде. Окажись он дома, скандала было бы не избежать.
Шу Ян тоже ушёл. Он был умницей и Мэн Тин сразу это поняла. Сейчас он по выходным подрабатывал репетитором по математике для младшеклассников.
Шу Лань в свою очередь слушалась только себя. Мэн Тин всё видела, но промолчала и лишь молча переобулась в домашние тапочки.
Хочет губить себя — пусть, но только бы без зрителей.
Шу Лань скрылась под зонтом от солнца.
Вечером по возвращению она метнула на Мэн Тин злобный взгляд.
Та в это время хлопотала на кухне. Лето стояло жаркое, отец Шу и Шу Ян возвращались домой поздно и уставшими. Если приготовить им еду заранее, то не придётся потом бегать по пеклу. Они просто разогреют и поужинают.
Мэн Тин заметила враждебный взгляд, но проигнорировала. В кухне и без того было душно.
Сняв фартук, она разложила еду на две части, взяла свою и села за стол. Девушка приготовила баклажаны в остром соусе и томатный суп с яйцом. Она включила вентилятор, вымыла руки и принялась за ужин.
Шу Лань зашла на кухню, вытерла руки и остолбенела.
За столом сидела Мэн Тин, опустив ресницы, неспешно прихлёбывая суп из маленькой ложки, но на столе была только одна порция.
Разговоры между ними давно сошли на нет. Шу Лань не сдержалась:
— А где моя?
— Я тебе не готовила. Хочешь — сделай сама, — спокойно ответила Мэн Тин.
Шу Лань не поверила своим ушам. Голос её сорвался:
— Это что ещё значит, не приготовила?!
Мэн Тин усмехнулась:
— А с чего бы мне? У тебя же руки да ноги на месте.
Поняв, что та не шутит, Шу Лань взорвалась. Жара, идти к плите — последнее, чего ей хотелось. Она раздражённо бросила:
— И не надо! Думаешь, я сильно хотела? Вот ещё, важная нашлась!
Она хлопнула дверью так, что стены дрогнули.
С самого начала до самого конца Мэн Тин ни разу не взглянула на неё.
В прежней жизни она потеряла слишком многое. Страшный удар сломал не только тело, но и волю, ведь она больше не могла танцевать. Осталась только одна по-настоящему близкая душа, и та оказалась неблагодарной.
Мэн Тин не держала зла. Она и после ожогов не жаловалась ни на судьбу, ни на людей. Со всеми Мэн Тин была мягка, кротка, будто чужая боль не имеет к ней отношения.
Она упорно зубрила английский, надеясь, что вторая половина жизни подарит ей немного тепла. Ещё пару лет и ей удастся накопить на первый взнос за квартиру. А потом по плану найти кого-то простого, честного, кому будет всё равно, как она выглядит. Просто жить, по-человечески.
В прошлой жизни верёвку всё же развязали, и именно Шу Лань сделала это.
Теперь Шу Лань была ей обязана жизнью.
