Сяо Цяо медленно открыла глаза — и тут же встретилась с обеспокоенным взглядом Вэй Шао.
Он, казалось, уже давно вернулся. Комната была залита мягким светом ламп.
Глаза её стояли полные слёз, на щеках — пересохшие дорожки, грудь и спина — вся в холодном поту, одежда прилипла к телу, словно вторая кожа.
Даже когда он уже крепко прижал её к себе, обе её худенькие плечи всё ещё мелко дрожали.
— Что с тобой? — встревоженно спросил Вэй Шао, прижав её ещё теснее, а второй рукой, широкой ладонью с лёгкими мозолями, осторожно стер пот с её лба и слёзы с лица.
Сяо Цяо, обессиленная, привалилась к его груди, закрыла глаза и слабо покачала головой.
Вэй Шао пристально посмотрел на неё.
— Кошмар приснился?
Сяо Цяо промолчала.
— Что ты видела во сне? — настаивал он. — Скажи мне… что именно?
Сяо Цяо снова покачала головой.
Она не хотела больше плакать.
Ведь это был всего лишь сон. Он уже закончился, проснулась — и всё должно было остаться позади. Больше нечего бояться.
Но слёзы всё равно не переставали катиться из-под плотно сомкнутых век.
Чем настойчивее он спрашивал, тем сильнее они лились — как вода, прорвавшая плотину.
И в какой-то миг всё надломилось. Она больше не могла сдерживаться. Даже когда изо всех сил пыталась унять это безмолвное рыдание, всё её тело дрожало — как осенний лист в пронизывающем ветре. А тёплые, горькие слёзы быстро пропитали его одежду у груди.
И сердце Вэй Шао, будто впитав эти слёзы, тоже стало влажным и тяжёлым, стянулось в тугой, невыносимый узел.
Он отвёл мать обратно из родового храма и проводил её до покоев.
И вновь, услышав из её уст давнюю, въевшуюся в душу ненависть к Сяо Цяо, он ощутил внутри невольное сопротивление — и отвращение.
Но стоило лишь увидеть, как эта женщина, что родила и вырастила его, вздрогнула перед ним в тревожном страхе, боясь быть осуждённой — в груди у него сразу шевельнулось что-то тяжёлое. Тень вины вновь легла на сердце.
Он остался рядом с матерью — с той, о ком так долго не заботился по-настоящему. Дождался, пока она заснёт, и только тогда вернулся.
На дворе уже наступала пятая стража.
Сяо Цяо спала крепко.
Он не стал её будить. Хотел, пока не рассвело, ещё немного сомкнуть глаза. А завтра — согласно плану — отправиться в путь.
Предстоящая битва за Ланъя — была для него делом решающим. Он не мог её проиграть.
Лю Янь устроил ловушку в Яньчжоу, но выбор момента для наступления на Ланъя был, как он и раньше говорил бабушке, отнюдь не продиктован одной лишь жаждой мести.
Он метил в подчинение всей Поднебесной.
Такое сражение — с десятками тысяч солдат под началом, с бесконечными приготовлениями, в которых продумывается каждая мелочь — далеко выходит за рамки воображения простых людей.
Да, Гунсун Ян, Вэй Цюань и остальные позаботятся о всех приготовлениях, но он всё же хотел выехать раньше, чтобы лично возглавить войска, быть рядом и следить за ходом каждого манёвра.
Он должен нанести удар — и сразу попасть в цель.
Но всё изменилось, когда посреди ночи его разбудил её голос.
Он никогда прежде не видел, чтобы она так беспокойно себя вела даже во сне.
Поначалу он и вовсе не мог её разбудить.
— Маньмань, не бойся… Я здесь, — прошептал он, снова крепко прижимая к себе её дрожащую фигурку.
Затем склонился и начал целовать её вспотевший лоб — один поцелуй за другим, словно хотел по ним стереть весь её страх. И всё это время шептал успокаивающие слова, мягкие, тёплые, как ночной ветер.
Сяо Цяо свернулась калачиком в его объятиях, спрятала лицо у него на груди. Вся сжалась — и каждый её вдох был хриплым всхлипом, а плечи подрагивали в такт тихому плачу.
Вдруг в комнате послышался лёгкий звук колокольчика.
Маленькая Фэйфэй, проснувшись от плача матери, заёрзала на своей детской кроватке, несколько раз пнула ножками, попыталась перевернуться — но лишь перекатилась на бок и снова беспомощно откатилась назад. Промычала что-то, и, не найдя рядом маму, заплакала с тихой обидой.
Сяо Цяо открыла глаза, торопливо провела рукавом по лицу, и, всё ещё всхлипывая, попыталась выскользнуть из его объятий, собираясь встать.
Но Вэй Шао не отпустил.
Он крепко держал её, затем осторожно уложил обратно на подушку, своей ладонью снова стёр с её лица следы слёз и мягко сказал:
— Лежи. Я сам.
Он укутал её одеялом, встал и пошёл к детской кроватке, взял Фэйфэй на руки и стал укачивать.
Маленькая Фэйфэй замахала ножками, всё ещё с закрытыми глазами, и вот-вот должна была снова заплакать — ей нужна была мама.
— Дайте её мне… — Сяо Цяо попыталась приподняться.
Но Вэй Шао жестом остановил её и, не дав подняться, сам пошёл к двери и приоткрыл её, окликнув коротко:
— Чуньнян!
Через мгновение у порога уже стояли Чуньнян и кормилица.
— Заберите Фэйфэй, уложите её. — Голос его был спокойным, но твёрдым.
Чуньнян быстро бросила взгляд на лежащую на кровати Сяо Цяо — ничего не спросила, только подхватила девочку, которая ещё всхлипывала, зовя мать.
Кормилица укутала малышку в мягкий плащик, и обе женщины тихо, одна за другой, вышли из комнаты.
Плач дочки всё ещё звенел у неё в ушах.
Сяо Цяо вновь села, торопливо откинула одеяло.
— Я сама… Фэйфэй без меня не уснёт… — Голос её был хриплый, срывался от недавних слёз.
Вэй Шао, закрыв за собой дверь, стремительно подошёл к ней, наклонился и мягко, но непреклонно уложил её обратно.
— Фэйфэй в надёжных руках. Чуньнян и кормилица позаботятся. Не беспокойся.
В его голосе прозвучала интонация, не допускавшая возражений.
Сказав это, он взял с тумбы мягкое полотенце — то самое, что готовили, чтобы вытирать Фэйфэй пот, — сел рядом на край кровати и бережно принялся вытирать ей шею, грудь и спину, промокшие от холодного пота.
Закончив, он наклонился и снова заключил её в объятия.
— Что тебе приснилось? Что могло так тебя испугать?
Он ласково провёл подушечками пальцев по её покрасневшим векам, касаясь с такой бережностью, будто боялся причинить боль. Голос его звучал нежно, почти шёпотом.
Сяо Цяо покачала головой:
— Ничего… Уже всё хорошо…
Но в её глазах вновь заплескалась тонкая слезинка — светлая вуаль на чёрных зрачках.
— Расскажи мне, — сказал он мягко. — Скажешь — и страх уйдёт.
Она снова замотала головой, упрямо, всё сильнее.
Вэй Шао смотрел на неё внимательно. — Это снова тот сон? — тихо спросил он. —
