Мэн Тин не стала задерживать взгляд, одного было достаточно.
Места внутри уже не было. За столиками на улице всё ещё оставались свободные места. Денег у Цзян Жэня хватило только на две порции вонтонов.
Хозяин, улыбаясь, поднёс дымящиеся чашки:
— Приятного аппетита, студенты!
— Спасибо, — вежливо ответила Мэн Тин с улыбкой.
Она достала ложку, одну подала ему, а затем тихонько подула на вонтоны в своей чашке, сдувая горячий пар. На мгновение её лицо стало мягким и размытым в облаке пара. Даже длинные чёрные ресницы слегка намокли.
— Прости, — негромко сказал Цзян Жэнь.
— За что? — она подняла к нему лицо.
Глаза её блестели. В них светились и доброта, и лёгкое недоумение.
Он смотрел с болью:
— Придётся потерпеть, ладно?
Мэн Тин с самого обеда ничего не ела. Она заботилась о Сунь Хуаньхуань и совсем проголодалась. Сейчас она аккуратно ела вонтоны.
Цзян Жэнь опустил взгляд. Ему вдруг вспомнилось то, чего он раньше даже не замечал. Во втором классе старшей школы он однажды с Хэ Цзюньмином и другими ребятами пошёл есть на уличную забегаловку у техникума. Тогда с ними увязалась Шэнь Юйцин, та самая, что позже смотрела на всё с нескрываемым презрением.
Раньше это его не трогало, но теперь напротив него сидела Мэн Тин. И он вдруг почувствовал, как от боли внутри сжалось всё.
У него было всего двенадцать юаней. На них он мог позволить себе угостить любимую девочку только одной пиалкой вонтонов за шесть юаней.
Мэн Тин взглянула на него. Осеннее солнце в октябре уже не грело по-летнему, в нём была прохладная, прощальная ясность.
Вдруг ей вспомнилось то утро, когда они только начали встречаться. Тогда Цзян Жэнь доел за ней булочку. Он сказал: «Если Тин-Тин не хочет, то всё мне, я не брезгую». И даже показал, как правильно держать, чтобы было гигиенично.
Он был таким. Дерзким, гордым, сам по себе. И сейчас, наверное, сердце у него сжимается. Он ведёт её в простую забегаловку, угощает самой дешёвой едой.
Она не выдержала, черпнула ложкой один вонтон, подула, чтобы он остыл, и подняла руку к его лицу.
Он опустил глаза и встретился взглядом с её сияющими, смеющимися глазами.
— Серьёзно хочешь покормить меня? — чуть хрипло спросил он.
— Ага.
Он тихо выругался себе под нос, но всё равно открыл рот и съел. Без всяких трюков, одним движением сразу целиком.
С виду он остался невозмутим. Цзян Жэнь дождался, пока она убрала руку, и потянулся за новой ложкой. Он хотел подать ей чистую, но, когда вернулся с ложкой, увидел, как она спокойно продолжает есть, опустив голову.
Он застыл, держа ложку в руке. Затем Цзян Жэнь нечаянно уронил её прямо в свою пиалу.
Громкий звон разнёсся по закусочной. Капли супа брызнули.
Хозяин насторожённо глянул в их сторону и испугался, что клиенты разбили посуду.
Цзян Жэнь молча кивнул, уткнулся в свою еду и начал есть быстрее. Он не обращал внимания даже на то, что теперь у него в миске лежали две фарфоровые ложки.
Мэн Тин с трудом сдерживала смех.
Чтобы он не заметил, она опустила голову и спрятала своё покрасневшее лицо. Ей и самой было неловко. За всю жизнь это был первый раз, когда она кормила кого-то с ложки. И, странное дело, пользоваться после него той же ложкой ей вовсе не казалось противным.
В ту минуту она как будто начала понимать, что тогда пытался ей объяснить Цзян Жэнь. Любовь — это взаимное слияние, полное принятие, где не существует отвращения.
Когда они закончили есть, уже стемнело.
— Хочешь, я покажу тебе наш университет? — предложила она.
— У тебя вечером нет занятий?
— Нет, на первом курсе пар не так много.
Он согласился. В темноте всегда немного легче, уходить было не так больно. Да и в самом деле, как ему хотелось остаться.
Так Мэн Тин повела его по кампусу.
В каждом уважаемом университете ощущается глубина времени, его укоренённость в культуре. Когда-то у Цзян Жэня и в мыслях не было стремиться в вуз.
— Учиться в университете — это, наверное, всё-таки хорошо, — вдруг произнёс он.
