Была уже глубокая ночь.
За тонким шёлковым пологом, под мягкими одеялами, в воздухе витал еле уловимый аромат — прохладный, тихий, тревожащий сердце.
После двух недель в холодных, тесных казармах на пограничье, Вэй Шао, вернувшись домой, неожиданно обнаружил, что спится ему здесь даже хуже.
А вот Цяо, что лежала рядом, спала спокойно, безмятежно, давно уже погружённая в сон.
В первой половине ночи он лишь на мгновение сомкнул веки. Проснулся — и больше не смог уснуть. Уже не в первый раз открывал глаза и смотрел на неё, лежащую рядом.
С той поры, как он вернулся, в нём что-то копилось. Оно начиналось днём, тянулось в груди, оседало под кожей. А теперь — словно жар, странный, глухой, невыразимый — это ощущение не унималось и разрасталось внутри.
Он снова закрыл глаза. Несколько дыханий спустя — открыл. Повернул голову, посмотрел на неё.
Они всегда спали порознь, каждый под своим одеялом. Она всегда очень туго заворачивалась — прижимала край одеяла к себе, как будто пряталась. И сегодня — не иначе.
В свете тусклого фонаря за пологом видно, как её тело, согнувшись, свернулось под тканью в плотный комочек. Она спала, не двигаясь, тихо, как ласковый, тёплый зверёк, свернувшийся в уголке.
Вэй Шао смотрел на её силуэт, тонко очерченный полумраком. Свет ночника едва касался её фигуры, но ему этого было достаточно.
И чем дольше он смотрел, тем ярче в теле вспыхивал огонь. Он чувствовал, как в голове всплывают образы той ночи… Всё происходило здесь, на этой самой постели. Он помнил каждую деталь. Как она старалась. Как всё это было.
А сейчас — он снова ощущал потребность. И не просто лёгкое влечение — нет. Она жгла его изнутри, подступала, поднималась, как волна. Это уже было невозможно сдерживать.
В прошлый раз он остановился. Увидел, как ей было больно, пожалел — и отпустил.
Да, она из семьи Цяо, и он не собирался к ней приближаться. Не собирался — и всё же… она та, что введена в его дом под покровительством бабушки. Та, с кем его сочетали не формально, а по-настоящему. Если бабушка узнает, что между ними до сих пор ничего не было — она непременно сделает ему выговор.
Он больше не хотел терпеть.
И тут — будто само небо подыграло ему — Сяо Цяо во сне что-то тихо пробормотала, голосом мягким, будто с ложечкой во рту, и перевернулась. Неосознанно, она подалась к нему, чуть коснулась его рукой, плечом, бедром.
Он почувствовал — даже сквозь ткань — как к нему прижалось нечто нежное, тёплое, податливое.
По телу, будто от сердца к запястьям, прокатилась горячая волна. Он вздрогнул. И в тот же миг — потянулся.
Подняв ногу, он зацепил её колено, втянул её к себе. Одна рука обвила её за талию, крепко, уверенно, будто забирая.
Он притянул её к себе — всю.
Странно, но с тех пор как Сяо Цяо оказалась здесь, в этом доме, ей больше ни разу не снились те тяжёлые, пугающие сны о прошлой жизни, что мучили её в доме Цяо.
Вечером, поняв, из-за чего был не в духе Вэй Шао, она внутренне вздохнула с облегчением. Ну… если уж он и вправду был на неё зол — что ж, ей остаётся только смириться. Ведь не она же велела бабушке насильно отправлять его за ней.
День выдался утомительным. Писать надпись на стене — дело не из лёгких: долго стоять, держать равновесие, контролировать каждый штрих. Когда она вернулась, тело ломило — тянуло плечо, ныло в локтях. Потом, лёжа под одеялом, почувствовала, что боль как будто растеклась по всему телу. Веки стали тяжёлыми — и она быстро уснула.
И вот, во сне ей пригрезилось, будто Чуньнян снова массирует ей плечи и спину. Всё было удивительно реально. Те же пальцы, та же ласковая, терпеливая сила. Она чувствовала, как напряжение понемногу уходит, и даже во сне тихонько стонала, будто подбадривала:
— Угу… хорошо… ещё…
Затем во сне прикосновения сменились. Руки Чуньнян спустились ниже — к груди, к животу. Пальцы задерживались, сжимали, касались по-новому. Долго, медленно. Её кожа отзывалась то покалыванием, то теплом, и каждый раз дыхание учащалось.
А потом… эти руки пошли ещё ниже.
Дальше.
И ещё.
Во сне ей казалось, что движения становятся всё настойчивее, жёстче — то слишком резкие, то слишком точно попадающие в самое чувствительное. Было немного щекотно, немного неловко… и даже больно.
Сяо Цяо нахмурилась во сне, попыталась отстраниться — но не смогла. Всё было как в тумане, и, несмотря на смущение, изнутри всплывало что-то иное. Тело отзывалось, будто само тянулось к этим прикосновениям.
И вдруг — она проснулась.
И поняла: это были не руки Чуньнян.
А Вэй Шао.
Даже во сне Сяо Цяо начала догадываться — что-то тут было не так.
Чуньнян никогда не прикасалась к ней так вольно. И уж точно не хватала её так жадно, так без стеснения, с каждым мгновением всё грубее, глубже. Нет, это было нечто другое — в этих прикосновениях не было заботы, только нетерпеливое, горячее желание.
И к тому же… это было слишком реально.
Каждое движение — не как во сне. Тепло, тяжесть, трение ткани о кожу, горячее дыхание — всё ощущалось до мельчайшей детали. Даже во сне она чувствовала, что это уже не просто наваждение.
Она хотела открыть глаза, остановить эту дерзкую руку, вторгающуюся всё дальше, но… голова была тяжёлой, как свинец. Сон держал её, как хмель. Веки слиплись, будто замазаны воском. Она застонала, тихо, бессильно, как свинья в луже тепла. Хотела сказать: «Хватит». Не смогла.
И вдруг — её тело перевернули. Кто-то легко, уверенно перекинул её на спину, как куклу. Вспышка прохлады — одежда… исчезла? Раскрыта, раздета, открыта.
Она лежала — вся, беззащитная, раскинувшись, словно принесённая в жертву.
А сверху… обрушилось что-то горячее, тяжёлое, неумолимое.
Он лёг на неё всей массой, и даже мягкое, гибкое тело не смогло не прогнуться под этим весом. Грудная клетка словно подалась внутрь — он давил ровно настолько, чтобы напомнить: ты — в моей власти.
Дыхание Сяо Цяо перехватило. Это ощущение — тепло, вес, запах — смыло остатки сна. Она резко распахнула глаза.
Перед лицом — всего в нескольких цуня́х — другая тень, лицо, черты которого она едва узнала. Всё было размытым, но горячее дыхание на щеке, на губах — оно было настоящим.
И она хотела закричать — голос уже рвался, уже вырывался, но…
Он закрыл ей рот.
Губами.
Вэй Шао не собирался позволить ей закричать — не в этот момент, когда в нём всё пылало, как сухая трава в степи. Он знал, что Чуньнян спит совсем рядом, в соседней комнате. Один её писк — и весь дом поднимется. Этого он не допустит.
Он поглотил её голос, её дыхание — вместе с её ртом.
Как только он закрыл ей рот, то сразу почувствовал — её губы были удивительно тёплыми, мягкими, чуть влажными. Приятные до боли. Он приник к ним, вбирая в себя этот аромат, эту живую нежность, и не удержался — провёл языком по губам, легко, почти играючи. Но она, растерянная, оставила рот чуть приоткрытым — и он, словно приглашённый, скользнул внутрь.
Языки соприкоснулись.
Сяо Цяо в этот момент уже полностью проснулась. Лицо мужчины было слишком близко, дыхание — слишком горячее, движения — слишком настойчивые. Она наконец поняла, кто это.
Вэй Шао.
Голова как будто оглушена. Она не могла даже двинуться — просто лежала, с открытым ртом, точно лягушка, внезапно пойманная лучом фонаря среди летнего рисового поля. Глупая, неподвижная, парализованная.
Только спустя несколько мгновений в ней что-то отозвалось. Чужой язык вторгался в неё всё глубже, мягкий, влажный, тёплый — и вместе с тем… противоестественный. Непривычный. Почти пугающий. Сяо Цяо замотала головой, пытаясь увернуться, отстраниться.
Но он был слишком увлечён. Словно голодный хищник, он преследовал её до конца, не позволяя ускользнуть. Языки сплелись, споткнулись, скользнули — один упрямо добивался своего, другой — напрасно пытался сбежать.
