Вэй Шао сидел прямо, неподвижно, за низким письменным столом.
Слева от него громоздились аккуратные стопки бамбуковых табличек — одни уже вскрыты, другие ещё связаны шёлковой нитью. Справа лежал его меч — без ножен, рукоять поблёскивала от света.
В руках он держал длинную развернутую табличку, но, услышав лёгкие шаги, раздались за порогом, слегка приподнял голову.
Сяо Цяо вошла молча, шагнула прямо к нему, лишь слегка склонившись в полупоклоне — и без промедления взобралась на тахту, устроившись на коленях напротив, с другой стороны стола.
Они оказались лицом к лицу.
Вэй Шао, казалось, чуть удивился. Взглянул на неё, но ничего не сказал.
Сяо Цяо заговорила первой:
— Утром я вышла от бабушки и узнала о происходящем в Ши-и и Янчжоу. Я знаю, что дядя уже обратился к вам с просьбой о помощи. Кроме того, он написал и мне — просил передать вам его слова. Но даже если бы он не написал ни строчки, я всё равно пришла бы.
— Сегодня я ждала вас дома, долго. Не увидев, испугалась, что вы уже уехали — и решилась прийти сюда. Простите ли вы мою дерзость — не знаю. Но иначе было нельзя.
Вэй Шао спокойно, почти холодно спросил:
— Ты пришла, чтобы сказать мне… что?
Сяо Цяо смотрела ему прямо в глаза.
— Я прошу вас. Помогите Янчжоу. Спаси город от бедствия, от меча Сюэй Тая.
Вэй Шао слегка усмехнулся. Отложил в сторону табличку, медленно выпрямился:
— Женщинам не подобает вмешиваться в дела. Тем более тебе. С чего ты взяла, что я должен помогать Янчжоу и спасать их от войны?
В его голосе скользнула та самая интонация, которую Сяо Цяо знала слишком хорошо. Едкая, чуть насмешливая — словно шелковый клинок, мягкий, но режущий до крови.
Она опустила взгляд:
— Я знаю, мои слова ничего не значат. И что между домами Вэй и Цяо лежит старая кровь. Смерть вашего отца и дяди — это рана, к которой причастна и моя семья. А мой дядя… Он надеялся, что, отдав меня за вас, сможет сблизить два рода. Но это, пожалуй, была всего лишь иллюзия — слепая попытка поймать птицу, не открыв глаз.
Вэй Шао чуть прищурился:
— Если так, то зачем ты продолжаешь говорить?
Сяо Цяо медленно подняла голову. В её взгляде не было ни слёз, ни покорности — лишь ясность и решимость.
— Я понимаю: вы женились на мне по воле старших. Вы не просили этого брака. И я не прошу вас простить мою семью или забыть ту вражду. Но… мы теперь связаны союзом. Так видит весь мир. В глазах других наш брак — это не просто женитьба. Это договор. Обещание.
— Если сейчас, в час бедствия, вы откажетесь — это будет не только месть. Это будет отказ от слова. А Вэй сильнее, Цяо слабее. Если Янчжоу падёт — ваша репутация тоже пострадает.
Вэй Шао не ответил. Лицо его оставалось бесстрастным, взгляд — отстранённым, словно он слушал не ради сути, а по привычке. Ни одобрения, ни насмешки.
Ничего не сказал. Но и не отвернулся.
Сяо Цяо сделала паузу, вдохнула глубже и спокойно продолжила:
— Восточное море широко и глубоко, но всё равно принимает в себя сотни рек. Пять Великих гор могущественны, и всё же не гнушаются пыли и праха. Я знаю: у господина — мечты, возносящиеся к самым небесам. И силы — нести небо на плечах и топтать волны морей. Когда люди говорят о Вэй из Ючжоу — все без исключения знают: это род, что стоит на границе, охраняет от бедствий. Славен уже четыре поколения подряд, и на руках господина — эта слава не только не померкла, но стала ещё ярче.
— Если в эту трудную минуту господин протянет руку помощи Янчжоу, не только жители города будут вечно благодарны — вся Поднебесная заговорит о широте его сердца.
Вэй Шао усмехнулся:
— А если я не помогу, значит — сердце моё узко? Я не из тех, кто гонится за пустой славой. В этом мире всё просто: побеждаешь — ты правитель. Проигрываешь — ты пепел. Разве ты не знаешь этого?
Сяо Цяо покачала головой. Говорила всё тем же ясным, ровным тоном:
— Я не это имела в виду. И если господин не поможет, я не поверю, что причина — только в старой вражде между родами. Сегодня утром я слышала от бабушки: Чэнь Сян движет пятнадцать тысяч солдат в сторону Ши-и. Господин выходит им навстречу. Я понимаю, в такой обстановке — даже при всём желании — трудно оторвать силы на другой фронт.
На этих словах Вэй Шао впервые по-настоящему посмотрел на неё.
— Я всего лишь женщина из закрытого женского покоя, — тихо сказала Сяо Цяо, — и не смею считать, что у меня есть достаточно прозорливости. Но это касается судьбы Янчжоу, и я всё же решусь высказать одну мысль. Если господин сочтёт её достойной, то, возможно, удастся спасти Янчжоу — без того, чтобы ослабить войска под рукой господина.
— Позволит ли господин мне говорить?
Вэй Шао, кажется, чуть удивился. Его брови едва заметно приподнялись.
— Говори, — бросил он небрежно, лениво.
Сяо Цяо медленно кивнула.
— Ещё когда я жила в Восточном округе, в девичьей комнате, слышала: вдоль Хуайхэ помимо Сюэй Тая наибольшей силой обладает Ян Синь, наместник Янчжоу. Сюэй Тай и Ян Синь давно враждуют: у них старые счёты за земли и народ. Раз Чэнь Сян смог заключить союз с Сюэй Таем — через брак и продовольствие, чтобы натравить его на Янчжоу, то почему бы не отплатить им той же монетой? Если удастся склонить Ян Синя выступить против Сюэй Тая, у последнего не останется выбора — он отступит, чтобы спасти свои земли.
— Если Ян Синь согласится выйти в поход — сколько бы это ни стоило, даже если придётся отдать всё, что есть, — я сама напишу домой. Мой дядя и отец заплатят до последней меры. Господину не придётся тратить ни солдата, ни медной монеты.
Она замолчала на мгновение и добавила:
— Приданое, с которым я вышла замуж, было немало. Пусть оно и ничтожно в глазах господина, но если понадобится — я готова отдать всё. До последнего.
Вэй Шао чуть заметно изменился в лице. Впервые за весь разговор он не перебил её, не усмехнулся. Он смотрел на неё пристально, а в его взгляде скользнуло нечто, что трудно было прочесть: оценивающее, сдержанное — и возможно, впервые настоящее.
Он всё ещё молчал.
— Этот план — «обложить Вэя, чтобы спасти Чжао», — продолжала Сяо Цяо мягко, — если я смогла его придумать, то господин, конечно же, и подавно уже обдумывал нечто подобное.
— Я понимаю: говорить — легко, делать — трудно. Чтобы Ян Синь выступил против Сюэй Тая — это значит, втянуть его в прямую вражду с Чэнь Сяном. А силы у Чэнь Сяна куда больше. Даже если Ян Синь алчен до предела, за горсть золота он, возможно, не рискнёт нарваться на такую угрозу.
— Вот потому я и говорю: уговорить Ян Синя — самое трудное. Но если кто и может — то только вы, господин. Только у вас есть и влияние, и имя, и вес, способные склонить его к этому шагу.
