Но в этом году повод для ожидания был особенно сладким: господин хоу только недавно женился, и вся столица Юйян знала — новая госпожа, его супруга, знаменита красотой, будто сошедшей со свитка старинной живописи. Жемчуг в белоснежных пальцах, аромат персика за шёлковой вуалью…
В обычные дни увидеть её было почти невозможно — она не показывалась на публике. Но в день собрания… кто знает? Возможно, она тоже поднимется на помост. Возможно, пройдёт рядом. Возможно — бросит случайный взгляд в толпу.
Как можно упустить такую возможность увидеть красоту вблизи? Кто в здравом уме откажется от такого шанса?
…
В последнее время Вэй Шао был… весьма занят.
С той ночи, как он впервые познал, что значит делить ложе с нею, все его мысли — с утра до ночи — крутились вокруг одного. Всякий раз, когда он укладывался рядом, обнимал её, чувствовал, как она теплеет под его рукой… это ощущение уносило его так далеко, что, признаться честно, оно уже почти сравнялось с тем, что он чувствовал, когда брал вражеский город.
Да, вот до какой степени дошло.
Откровенно говоря, ему теперь совершенно не хотелось вспоминать, как сильно он раньше её не выносил, как презирал весь род Цяо. Даже если мысли об этом случайно проскальзывали — он быстро их отгонял, как надоедливых мух. Ни к чему они теперь.
Сейчас у него была куда более насущная забота: как бы найти ещё немного времени. Ещё немного ночей, когда он мог бы улечься рядом и пробовать — снова и снова — как она отзывается, если прижать вот так, или обнять вот так… и вообще — попробовать всё, что ещё не попробовано.
Но увы.
Ючжоу — земли обширные. К ним прибавился Цзичжоу, потом — сравнительно недавно — Бинчжоу. Городов под его началом стало много. И даже если в каждой области не случалось ничего выдающегося, всё равно ежедневно появлялось хотя бы пара дел, требующих личного решения. Всё стекалось в Юйян, а оттуда — на его стол. Письма, прошения, доклады — кипа за кипой.
Когда он был на войне, с бумагами в его отсутствие управлялся Вэй Янь. Когда и тот отсутствовал, оставались Гунсун Ян и старший секретарь Вэй Цюань.
Но сейчас — всё снова cвалилось на него.
А он, если быть честным, был больше занят мыслями о шёлковых простынях и мягкой коже в своих руках, чем о продовольственных нормативах и налогах из Сицю.
К несчастью, Вэй Цюань был недавно отправлен в Цзиньян с поручением, а у Гунсун Яна опять обострилась давняя хворь — кашель, мучивший его уже не один год. Сидел в зале, кашлял так, будто лёгкие вот-вот вылетят наружу. При всём своём характере, Вэй Шао не мог заставить его продолжать выходить к делам каждый день — совесть не позволяла.
Другим же поручить было невозможно.
Пришлось всё брать на себя.
И если раньше день и ночь были просто рамками жизни, то теперь Вэй Шао ощутил: день стал мучительно длинным, а ночь — нестерпимо короткой. Это было, пожалуй, самым ясным и устойчивым чувством за последнее время.
Так что в тот вечер, когда он, наконец, отложил кисть, закрыл последний свиток и вышел за ворота канцелярии — ноги его сами несли. Он шёл с такой лёгкостью, будто не документы читал, а сражение выиграл.
С утра, уходя, он обещал Сяо Цяо, что вечером вернётся пораньше — чтобы поужинать вместе. Но как это часто бывает, ближе к вечеру возникло дело, которое задержало его дольше, чем он рассчитывал.
Спускаясь с высоких каменных ступеней у входа, он уже мысленно был дома — в тёплой лампе, в её голосе, в лёгком запахе жасмина от подушки.
Он взял поводья и только собрался вскочить в седло — как вдруг заметил, что напротив, со стороны улицы, к нему идёт женщина.
Молодая. Красивая — лицо запоминающееся. Он её узнал. Когда-то встречал — одна из наложниц старшего брата, Вэй Яня. Кажется, была при нём уже два-три года. Имени он, впрочем, не помнил.
Женщина остановилась прямо перед ним. Вэй Шао решил, что она пришла справляться о Вэй Яне, и, не тратя времени, коротко сказал:
— Старший брат должен вернуться со дня на день.
Сказал — и, не дожидаясь её ответа, вскочил в седло.
Ланъюнь низко склонилась перед Вэй Шао:
— Благодарю господина хоу за ответ. Меня зовут Ланъюнь. Но я пришла не спрашивать о возвращении господина Вэй. Это уже не имеет ко мне отношения. Прежде чем он отправился в Дайцзюнь, он… прогнал меня. Сказал, что больше не нуждается во мне.
Вэй Шао мельком взглянул на неё.
Он и раньше знал: женщины при Вэй Яне редко задерживались надолго. А эта, Ланъюнь… Она была с ним дольше других — потому-то он и запомнил её.
Услышав сказанное, Вэй Шао чуть заметно кивнул:
— Если у тебя есть к нему дело, дождись его возвращения и сама скажи.
Он уже подался вперёд, собираясь пришпорить коня, но Ланъюнь вдруг сказала:
— Господин хоу, вы не знаете… Я пришла, чтобы сказать вам важное. Ваш старший брат… он проявил неуважение к вашей супруге.
Вэй Шао замер. Лёгкое движение — едва заметное — но сразу выдало перемену в его настроении.
Он медленно повернул голову и взглянул на неё сверху вниз. В его глазах вспыхнула тревожная тень. Брови незаметно сдвинулись, голос стал холодным, как лёд:
— Ты хоть понимаешь, какая кара полагается за клевету?
Ланъюнь не отступила. Голос её оставался тихим, но в нём чувствовалась сдерживаемая горечь:
— Всё, что я говорю — правда. Господин Вэй … он преступил границы дозволенного. Он… он возжелал ту, кого должен был бы называть “невесткой”.
