Краем глаза Цяо Цы увидел, как на его плече лопнула ткань — по защитной накладке на белом доспехе расползлась красная полоса, словно рваная кисть оставила мазок по шелку.
Он быстро отпрянул, перевёл взгляд на рану — кровь действительно уже сочилась, медленно растекаясь по белому рукаву. Не смертельно. Но — он ранен.
Хотя схватка уже ушла далеко от помоста, Сяо Цяо почувствовала неладное.
Сердце сжалось. Она привстала.
Увидела резкое движение. Увидела, как Цы отшатнулся, как белое стало красным. И тут же — сорвалась с места, больше не думая ни о приличиях, ни о взглядах, добежала до перил, вцепилась в них, вскинув глаза.
На поле всё происходило молниеносно.
Публика, мгновенно поняв, что произошло, загудела. А потом — вспыхнули крики. Кто-то свистел. Кто-то воскликнул «жульничает!»
Су Синь не слушал. Он лишь отпихнул Цяо Цы прочь, резко повернул коня и понёсся вперёд. В глазах — злая решимость.
Он уже видел перед собой цель.
Колокол.
Натянул лук. Первая стрела — осечка, лишь пронеслась рядом, вздрогнула натянутая верёвка, но колокол не шелохнулся.
Лицо Су Синя исказилось гневом.
Он быстро вложил вторую стрелу, глубоко вдохнул, напряг тетиву, прицелился…
Но в этот самый миг, когда Су Синь уже готовился пустить вторую стрелу…
Сзади, из-за его спины, взмыла в воздух другая стрела — с белым оперением, ясная, сверкающая, как утренняя звезда. Она пронеслась мимо него с оглушительным свистом, разрезая ветер, как если бы сама судьба вела её вперёд.
Выстрелил Цяо Цы.
С поля мгновенно исчез весь шум. Словно кто-то отнял у толпы голос.
Все взгляды — в одну точку.
Стрела летела.
Бесстрастно. Быстро. Прямо.
Она не дрожала. Не колебалась. Она рвала пространство, неся в себе не просто силу, но честь, гнев, право на победу.
Словно сама истина была натянута на тетиву.
И — прямо сквозь шнур, тот, на котором висел колокол, стрела вошла. Шнур лопнул. Мгновение — и тяжёлый золотой колокол закачался, потерял опору, и со звоном упал на медный гонг внизу.
«Дз-з-зз-зынь!»
Чисто. Громко. Далеко.
Один-единственный удар — и вся площадка содрогнулась от звука.
Су Синь остолбенел. Его вторая стрела так и не вышла из лука. Он стоял, как высеченный из мрамора, глаза распахнуты, в которых отражалось — поражение.
А Цяо Цы, словно не чувствуя боли, на полном ходу пронёсся мимо, в развевающемся белом, словно вихрь. Он доскакал до конца площадки, спрыгнул с седла, подошёл к мишени, выдернул стрелу из дерева, потом резко обернулся к толпе, вскочил на пьедестал, поднял стрелу вверх и, озарённый светом, повернулся к четырём сторонам света, приветствуя тех, кто был с ним.
Восток. Запад. Юг. Север.
Толпа взорвалась.
Стадион взорвался.
Гул одобрения, крики, хлопки, топот сапог — всё слилось в единый раскат, словно гроза прокатилась над полем. Слава не нуждалась в словах: вся толпа встала на сторону победителя.
На Сюаньу-тай, боковой платформе, отведённой для знатных женщин, всё замельтешило: дочери, жёны, вдовы и невесты военных, благородные дамы Юйяна — переглядывались, перешёптывались, с явным интересом посматривая в сторону белой фигуры на пьедестале.
Цяо Цы — молодой, блистающий, только что взошедший к славе, стоял в ослепительном осеннем свете: белые одежды, серебряные доспехи, лук за спиной, взгляд — ясный и открытый. Он не улыбался самодовольно. Он просто стоял, как тот, кто прошёл через бой — и не потерял себя.
На главной трибуне, под стягами рода Вэй, Сяо Цяо стояла, словно прикованная к перилам.
И вот теперь — сердце, что до этого било в горле, наконец, опустилось на место. Она не сразу поняла — насколько сильно была напугана. Только теперь, когда всё закончилось, её дыхание стало прерывистым, в носу — защипало, в горле — стало туго.
Она подняла руку, прикрывая рот и нос. Чтобы не разрыдаться от облегчения.
Её брат… её маленький брат… стал героем дня.
На дальнем конце площадки, на другой смотровой платформе, Вэй Шао стоял прямо, неподвижно, руки за спиной.
Он тоже смотрел на пьедестал.
Но не долго.
Через мгновение его взгляд отклонился, скользнул в сторону Луского помоста, туда, где стояла Сяо Цяо.
Он не смотрел на её брата — он смотрел на неё.
Он увидел её.
Сяо Цяо стояла у перил, ладони прижаты к лицу — будто сдерживала слёзы, которые пришли от счастья. Не от тревоги — она уже прошла. Не от боли — теперь только гордость.
Лёгкая, живая, прозрачная — как осенний свет на белом рукаве.
Вэй Шао невольно усмехнулся — не резко, не зло, а… почти ласково. Один уголок рта дрогнул, и тут же исчез.
Но взгляд его не удержался.
Он перевёл глаза в сторону — туда, где стоял его старший брат, Вэй Янь.
Тот не смотрел ни на героя, ни на него. Он смотрел туда же, на Луский помост. Голова чуть задрана, в лице — растерянность, воспоминание, что-то дрожащие, невысказанное. Он стоял, как человек, внезапно вспомнивший слишком многое — и не знал, что с этим делать.
И в этот миг, на огромной площади, где тысячи глаз были устремлены на Цяо Цы, героя дня, — никто не заметил взгляда Вэй Яня.
Он был тихим, одиноким, ни к чему не обязывающим.
На высоком постаменте, у подножия колокола, Цяо Цы всё ещё держал стрелу в руке.
Возле него стоял великий полководец Ли Дянь, с холодной решимостью в чертах и точным глазом военного, знающего, что рождает настоящую силу. Он наклонился к Гунсун Яну, стоявшему рядом, и сказал:
— Этот юноша… как феникс в пёрышках, как юный единорог. И силён, и мягок. Если не оступится — будет велик.
Вэй Шао опустил глаза. Лицо его стало спокойным. Взгляд — закрытым.
Он всё видел, но ничего не сказал.
