Сяояо приземлился на стену крепости и косо посмотрел на него, как бы спрашивая:
— Что ты здесь делаешь?
Чи Ю улыбнулся и сказал:
— Я скучаю по А-Хэн.
Его улыбка была совсем не такой холодной и бесчувственной, как обычно. В ней сквозила глубокая беспомощность.
Сяояо закатил глаза и каркнул. После этого он взмахнул крыльями и поднялся в воздух.
Чи Ю прыгнул ему на спину со словами:
— Тогда поехали!
Как бы то ни было, он должен был увидеть ее хотя бы раз, чтобы успокоиться.
Небо уже начало светлеть, но во дворце Чаоюне казалось, будто все еще спали. Было так тихо, что даже звук падающего листа был слышен отчетливо.
Чи Ю искал А-Хэн от переднего до бокового зала. Он уже начал нервничать, когда неожиданно кто-то тихо появился перед ним, и он едва успел отскочить.
— Чи Ю, — окликнула его Юньсан, — А-Хэн на вершине утеса. — Когда Чи Ю собрался уходить, Юньсан спросила: — Слышала, у вас сейчас большая нехватка провизии, уже на грани? — Из-за быстроты Сяояо, весточка об исходе битвы еще не дошла до Сюань Юаня.
Чи Ю повернулся и ответил:
— Битва закончена. Император Хуан серьезно ранен, Баньцюань возвращается к Шэньнуну.
Небо было все еще тусклым, и не было видно ее выражения лица. Через мгновение она спросила:
— Какие у тебя планы на будущее?
— Как только вся территория Шэньнуна будет возвращена, Император Хуан сдастся. Мои обещания двум поколениям Императоров Янь будут выполнены. Тогда все мои долги будут погашены, и я отдам военную власть и уйду. Дальше — дело династии Шэньнун.
— А ты сам?
— Я уведу А-Хэн, и мы навсегда покинем эти земли.
Юньсан указала на узкую тропинку, ведущую сквозь густые заросли:
— Если пойдешь по этой дороге, то увидишь А-Хэн. Прошлой ночью ушла из жизни ее мать. Она сейчас очень грустит, не расстраивай ее. Лучше пока не говори о войне.
— Спасибо.
Чи Ю последовал по заросшей тропинке на вершину утеса, где А-Хэн сидела на краю пропасти, обняв свои колени. Услышав шаги, она обернулась и увидела Чи Ю. А-Хэн ничего не сказала и лишь слегка подвинулась в сторону. Чи Ю сел рядом с ней.
Вдали перед ними открывался вид на тихие облака, напоминающие яркие полосы, а солнце еще не показалось.
Чи Ю смотрел на А-Хэн. Ее лицо казалось бледным и истощенным в холодном утреннем свете, словно можно было разглядеть даже зеленоватые вены под ее кожей. Он не смог сдержаться и обнял ее.
А-Хэн опустила голову ему на плечо, её слезы катились ручьем.
— Чи Ю, теперь я совсем одна, у меня нет ни матери, ни брата.
— Как это одна? Ведь Цинъян еще жив, как ты можешь быть одна? — утешал ее Чи Ю.
А-Хэн, не сдерживая горечи, всхлипнула:
— Старший брат уже мертв. Во время первой битвы у Баньцюаня ты нечаянно убил его. Я уже планировала бросить все и уйти с тобой, стать только Силин Хэн и не быть Сюань Юань Си. Старший брат и Шаохао обещали помочь мне, и четвертый брат тоже поддерживал нас. Но после смерти старшего брата мать и четвертый брат остались без защиты. Я не могла отказаться от статуса Консорши Гаосина тогда. Чтобы защитить мать и четвертого брата, мне пришлось обратиться за помощью к Шаохао, чтобы Цинъян продолжал «жить». Четвертый брат не мог простить тебя и запретил мне быть с тобой…
В рыданиях А-Хэн Чи Ю понял всю последовательность событий. Он понял, что его радость обернулась бедой из-за собственных ошибок. Все это время, пока он спал в северных морях, А-Хэн столкнулась с потерей близких и искала способы защитить мать и брата. Он почувствовал невыразимую боль, и вдруг его осенило: если А-Хэн не изменила ему, а все делала ради защиты матери и брата…
— Так Сяо Яо… это… моя дочь? — сердце Чи Ю забилось чаще. Он никогда не чувствовал такого напряжения, даже в бою насмерть с Императором Хуаном.
А-Хэн, плача, ударила его и воскликнула:
— Так ты думал, чьей она будет? Ее зовут Сяо Яо, что означает персиковый цвет. Когда ты был ни мертв, ни жив, а враги окружили со всех сторон. Что мне было делать?
Чи Ю одновременно радовался и горевал: у него есть дочь. Он действительно стал отцом! Но он не исполнил ни дня отцовских обязанностей и из-за собственных поступков поставил ее в опасность с момента рождения. Он нежно обнял А-Хэн и тихо сказал:
— Прости, прости меня.
А-Хэн из-за чувства ответственности, лежащего на ее плечах, всё время подавляла свою скорбь. Когда умер старший брат, она не осмеливалась плакать, боясь причинить ещё большую боль матери и четвертому брату; когда умер четвертый брат, не решалась плакать, дабы не усугубить боль матери и жены четвертого брата; когда умерла жена четвертого брата, она снова сдерживала слезы, чтобы не угнетать мать и Чжуань Сюя. Но теперь, когда не осталось причин для сдерживаний, она излила всю накопившуюся боль и зарыдала на плече Чи Ю.
Чи Ю не стал ее утешать. Он лишь обнимал ее и легонько похлопывал по спине, словно успокаивал плачущего ребенка.
А-Хэн сказала:
— С детства я всегда любила бегать куда глаза глядят и делать всё, что хотела. Потому что знала, что несмотря ни на что, если я вернусь в Чаоюнь, мать и братья всегда будут там меня ждать. Но когда я поняла, что нет ничего лучше собственного дома, у меня уже ничего не осталось. Ушел старший брат. У меня остались четвертый брат и мать, ушел четвертый брат. У меня осталась только мать. Пока была мать, я всё еще имела дом. Теперь, когда мама тоже ушла, у меня нет дома…
Чи Ю наклонился и поцеловал ее в висок:
— Ты забыла о доме на горе Цзюли, которого ты сама обустраивала? У нас есть свой дом. Хоть ты и не приходила туда все эти годы, я каждый год что-то добавлял. Даже в огороде плети тыквы обвились вокруг подпорок. Я выкопал колодец, вода в нем зимой теплая, а летом холодная. Летом можно опустить фрукты в корзине на дно колодца, чтобы охладить их. Это прекрасно освежает. Я даже привез сорт роз из Цинцю, такой яркий, как закат. Ты можешь использовать их для изготовления румянцев…
